Черепаховый суп

Первый толчок с силой кинул меня вперед, но я чудом сумел удержать равновесие. Впереди, вскрикнув, рухнула на колени Буги и громко, явно с испугом выругался Сабж. Второй толчок сбил меня с ног. Я рефлекторно выставил перед собой руки, ожидая удара о землю, но прямо передо мной вдруг вздыбилась каменная плита, скрыв Буги и Проводника. Я почувствовал, как меня с бешеной силой вжимает в камень, а потом отбрасывает в сторону. Что-то угловатое больно ударило в плечо, чем-то острым царапнуло по щеке. Левую ногу на мгновение зажало, и я похолодел от ужаса, но потом сразу отпустило. Оглядываясь, пытаясь увидеть капкан, я попытался вскочить, но следующий толчок – намного сильнее обоих предыдущих – отбросил меня далеко в сторону, туда, где тянулась узкая полоска песка, и я рухнул на спину. Дыхание перехватило, в глазах потемнело. Не знаю, что осталось бы от меня, упади я на камень.

Секунда, вытянувшаяся жгутом баллисты, придавленная к раскаленному песку качающимся небом. Долгая секунда тишины, и потом вдруг осознание – все кончилось, больше толчков не будет, это все, действительно все, ты выжил, парень, и теперь можно попытаться осознать, что же все-таки произошло. Медленно, как в тающем бэдтриповом видении, я оторвал от песка голову. В ушах гудел странный звук, как будто на фоне прибоя кто-то медленно ведет ключом по стеклу. Болела спина. «Песок, я на песке, – промелькнуло в мозгу, – надо убираться с этого гребаного песка, но медленно, без лишнего звука, чтобы не разбудить тех, кто внизу...» Но тело не слушалось. И это было хреново, потому что я его чувствовал. Ощущал, как болят ноги, как что-то твердое уперлось под лопатки, как саднит руки. Я чувствовал свое тело, но ему было глубоко насрать на меня. И еще этот гул в голове, который становился все ближе, как будто прямо на меня надвигалось что-то огромное.

Надо было найти Буги и Сабжа. Хотя бы позвать их. Вскрикнув от боли, я повернул голову в сторону горного хребта и тут заорал еще громче, хотя боли больше не чувствовал: прямо на меня неслась волна высотой в несколько метров. И она была не из воды – жуткая смесь камня и песка шла стеной в мою сторону со скоростью дизельного тепловоза.

Я еще успел перевернуться на живот и сделать два жалких рывка руками. Потом меня ударило под колено, в пах, в грудину, в солнечное сплетение, в висок... и я с хрипом погрузился в темноту болевого шока.

53. Землетрясения

В банке данных Полковника чего только нет, какой только информации. Терабайты обобщенного знания человеческого. И незнания. Можно прожить жизнь, не узнав и мельчайшей доли того, что собрано в этой коллекции. И все же я не могу отделаться от мысли, что от серверной Полковника несет мертвечиной. Она и похожа на склеп – выложенный из бетонных плит куб без окон с единственной дверью, при открывании которой наружу вырываются клубы пара от кондиционеров, поддерживающих там минимальную температуру. А многочисленные провода, обвивающие серверную снаружи и изнутри, наводят на мысль о покрытой лианами гробнице инков, затерявшейся на заросшей джунглями территории мертвой цивилизации.

Давным-давно здесь, в сердце метрополии Нагасаки, вдали от населенных пунктов, располагался огромный сверхсекретный институт, о котором часто писали в «желтой прессе». Этот склеп был серверной уже тогда, и Полковник потом всего лишь воспользовался оставшимся там оборудованием. Так же, как и сохранившимися сведениями. Он их нашел, расшифровал и преумножил. Не будь здесь Территории Штиля, все могло сложиться иначе. Хотя, как сказать... Ведь уже тогда было все предрешено. Дело только в деталях. В оттенках.

Эти оттенки и детали не дают мне покоя. Вот представьте: умирают два человека: один создал шедевр, оставшийся в веках, и другой не сделал ничего ценного с точки зрения истории. Одного помнят, другого – нет, и вроде бы выходит так, что первый, хотя и умер, продолжает жить. А второй просто умер, и все: был и не стало. Могила потерялась, обелиск, при наличии оного, покосился, имя с таблички стерлось, а если и не стерлось, все равно ничего никому не говорит – даже цифры, обозначающие начало и конец его земного бытия, и то интереснее.

И что? Какое мне будет дело до человечества там, за гранью? До его памяти и его беспамятства. Будет ли это иметь хоть какое-то значение? Я не затрагиваю скользкую тему смысла жизни и смысла смерти. Я всего лишь хочу знать – есть ли смысл в смысле жизни и смысле смерти? В чем фишка? В чем Промысел?