Череп в холодильнике

– Не волнуйтесь, со мной все в порядке, – дрожащим голосом поспешила заверить я.

Прищелкнула пальцами, и в воздухе заплясал яркий шар магического пламени.

Первым делом я повернула голову и осмотрела арбалетный болт, который так глубоко врезался в дерево, что почти прошил его насквозь. От осознания того, насколько близко прошла смерть, на меня накатила дурнота. К горлу подступил мерзкий рвотный позыв, который я величайшим усилием воли сдержала.

Хвала Спайку и его привычке выплескивать на нежеланных гостей нечистоты! Пожалуй, после того, как все завершится, я навещу старика целителя и подарю ему бутылку отличного вина. Если бы не постоянные тренировки при каждом визите к нему, то я бы ни за что не сумела увернуться от болта. И он пробил бы мне грудь насквозь.

Левое плечо все еще ныло. Я осторожно скосила глаза и тронула непострадавшей рукой лоскут ткани, пропитавшийся кровью. Н‑да, а рана, судя по всему, серьезной получилась. Наверняка шрам останется. Впрочем, переживать по этому поводу я не собиралась. Именно это плечо в свое время мне порвал оживший мертвец, так что шрамом больше, шрамом меньше – не суть важно. Все равно я привыкла к закрытым платьям.

Сердце все еще заходилось в бешеном ритме, когда я встала. Правда, почти сразу меня опасно повело в сторону, и я прислонилась спиной к косяку, пережидая приступ слабости.

– Баронесса Эмилия, это я, Агата, – повторила я и прищурилась, пытаясь рассмотреть, где же она.

Тряпье, сваленное неопрятной грудой в дальнем углу сарая, слабо пошевелилось. Раздались приглушенные всхлипывания, и я осторожно направилась туда, тщательно выверяя каждый шаг и глядя во все глаза – не угожу ли в новую ловушку.

Прямо посередине небольшой комнатушки стоял уже неопасный арбалет, едва не послуживший причиной моей гибели. Я не удержалась и как следует пнула его, свалив с подставки. Руки опять заходили ходуном от пережитого ужаса.

Очень хотелось разломать арбалет на кучу маленьких кусочков, вымещая душивший меня гнев. Но я не стала терять время. Подошла к импровизированной лежанке, застланной какими-то драными вонючими тряпками, и склонилась над баронессой.

Она была в сознании и испуганно захлопала ресницами, когда я подозвала ближе магический шар. Преступник так туго перехватил ее хрупкие запястья обычной веревкой, что пальцы несчастной старушки уже приобрели зловещий синеватый оттенок. Рот Эмилии был заткнут какой-то ветошью.

Первым делом я вытащила кляп, и баронесса тут же сипло закашлялась. На ее губах выступила ярко-алая кровь.

Я негромко выругалась, осознав, что бедняжка вполне могла задохнуться. Затем принялась распутывать узлы на веревках, от усердия сломав несколько ногтей.

Плечо от резких движений разболелось пуще прежнего, но я старательно не обращала на него внимания. Сначала освобожу баронессу, а потом посмотрю, что у меня там творится. Все равно целебной магией я не владею, так что сумею только перевязать рану.

– Это было ужасно, – наконец откашлявшись, всхлипнула Эмилия. – Девочка моя, это было так ужасно!

– Кто с вами это сделал? – спросила я.

Последний узел оказался особенно тугим, и я принялась помогать себе зубами, кривясь от отвращения и стараясь не думать о том, где прежде лежала эта веревка, от которой пахло просто ужасно.

– Я не помню, – жалобно призналась Эмилия, пока я сосредоточенно сопела над ее запястьями. Затараторила, глотая крупные прозрачные слезы, хлынувшие потоком из ее глаз: – Ничего не помню! Я попросила Ребекку принести мне ромашкового чая. Он всегда успокаивал мои нервы, а я чувствовала себя слишком взбудораженной. Нет, не могу сказать, что смерть Вертона сильно огорчила меня. Он всегда был гадким и противным мальчишкой. Но та отвратительная сцена в гостиной… Альвин так орал на бедную девочку. И я… Я тоже вначале совершенно безобразно накричала на нее. Поддалась порыву. Все-таки Вертон – мой сын. Точнее, был моим сыном… И я как мать не могу не желать, чтобы его убийца понес заслуженное наказание. А потом, когда выяснилось, что бедняжка беременна… Мне стало стыдно.

Баронесса чуть слышно охнула, когда последним рывком я наконец-то ослабила проклятую веревку. Застонала, а я бережно принялась растирать страшные багровые полосы на ее коже.

Я прикусила губу. Как ей, должно быть, больно! Увы, я не могла облегчить ее страдания. Демоны, да я даже себе не в силах помочь!

– Наверное, я задремала, – перемежая слова новыми вздохами и стонами, прошептала Эмилия. – Когда открыла глаза, то чай стоял на столике рядом. Выпила его – и все. Больше ничего не помню. Очнулась уже здесь. Одна…

В следующее мгновение глаза престарелой баронессы закатились, и она обмякла в обмороке.

А я между тем сосредоточенно хмурила лоб, гадая, как же мне надлежит поступить дальше.

В изложении Фарлея моя задача выглядела сущим пустяком. Я должна была освободить баронессу, пока он соберет всю семью в гостиной и примется разыгрывать спектакль. Фарлей думал, что спасение Эмилии не займет у меня много времени, после чего я должна была отправиться к дому и успеть к разгару представления.