– Господин Альвин, Агата, вне всякого сомнения, погорячилась, – холодно произнес Фарлей, еще раз гневно сверкнув на меня глазами. – Никого казнить мы не будем. По крайней мере, не сегодня уж точно.
– Но почему? – заартачился Альвин. – Магдалла сама призналась в преступлении. Зачем дракона за хвост тянуть? Вы – представитель власти. Убийца сама явилась с повинной. Наказание за такое преступление в Лейтоне одно – смертная казнь через повешенье.
Каждую фразу он словно вколачивал в воздух, для усиления эффекта грозно потрясая кулаками. И я видела, как вздрагивает Магдалла, все ниже и ниже опуская голову, пока носом почти не уткнулась себе в грудь. А ее ладони при этом почему-то лежали на животе.
Я нахмурилась, еще раз внимательно посмотрев на ее руки. Этот жест мне был слишком хорошо знаком. Так моя мать стояла перед моим отцом, когда он явился пьяным в тот злополучный вечер. И она защищала своего еще не рожденного ребенка, которому было не суждено появиться на свет, все то время, пока он избивал ее. Они безвольно опустились лишь в тот момент, когда ее тело перестало вздрагивать после каждого удара.
А я… Я лежала под кроватью, заткнув себе рот кулаком, лишь бы не закричать. Потому что знала, что тогда чудовище, в которое превратился мой отец, не пощадит и меня.
На моем левом запястье до сих пор видны шрамы. Нет, их оставил не тот упырь, оживленный ради забавы студентами-недоучками, хотя именно так я сказала Ричарду. Это я молча рвала себе руку зубами, пока отец убивал мать и моего брата. Я почему-то совершенно не сомневалась в том, что мать носила под сердцем именно мальчика. Такого же темноволосого и сероглазого, как я. Он должен был стать моим самым лучшим другом. Я уже планировала, как мы вдвоем упросим мать сбежать в Гроштер от мужа-изувера. К моим просьбам и мольбам она не прислушивалась. Но я верила, что мне с братом удастся достучаться до ее здравого смысла. Два голоса громче, чем один.
Увы, я так и не услышала голоса брата. И больше не слышала голоса матери.
До сих пор я виню себя в произошедшем. Я ведь видела, какой шаткой нетвердой походкой шел домой отец. И знала, что произойдет после этого. Я должна была, обязана убедить мать убежать, спрятаться от отца. Пьяный, он никогда не ложился спать сразу. Сначала ему требовалось отвести душу, как следует надавав звонких затрещин мне и хлестких оплеух жене.
Мой затылок налился привычной тягучей болью, словно опять ощутив тяжесть руки отца. Но я мотнула головой, отогнав непрошеное воспоминание из прошлого.
– Ты беременна? – прямо спросила я у Магдаллы, уже не вслушиваясь в истошные вопли Альвина, готового немедленно устроить самосуд. Прищелкнула пальцами, послав в него чары.
Тот споткнулся на полуслове. Застыл с немо раззявленным ртом, из которого не доносилось больше и звука.
Девушка испуганно посмотрела на меня. Из ее глаз потекли крупные прозрачные слезы. И она крепче прижала руки к животу.
– Беременна, – чуть слышно повторил Ричард, горько хмыкнув. Кашлянул и спросил громче: – От моего отца?
Магдалла, как ни странно, помотала головой.
– Тогда от кого? – чуть повысил голос Ричард, явно желая получить ответа.
А вот я и без того уже знала истину. Хмуро посмотрела на Альвина, который все еще безуспешно пытался вытолкнуть хоть звук через намертво перехваченное спазмом горло.
Фарлей проследил за моим взглядом. Понимающе хмыкнул.
– От кого?! – рявкнул Ричард, не желая видеть очевидное. – С кем ты еще спала?
– Ричард, – Аннабель неожиданно встала на защиту растерявшейся Магдаллы. Подошла ближе и покровительственно опустила руку на ее плечо. – Прекрати кричать! Не все ли равно?
– О да, конечно, всем все равно. – Краешки губ Ричарда нервно дергались, словно он сам с трудом сдерживал слезы. – Магдалла ведь моя невеста! А спит со всеми подряд! Но всем всегда все равно!
– Хватит орать, Ричард, – вдруг внятно и громко произнесла баронесса Эмилия.
Она по-прежнему не открывала глаз. Но, судя по всему, давно пришла в себя после обморока.
– Не будь бабой, – устало продолжила она. – Твоя невеста предпочла другого. Ну так сам виноват! Какого демона ты столько времени морочил бедной девочке голову? Объявил о помолвке – так женись! Зачем воду в ступе толочь?
Ричард аж онемел от такого обвинения. И я вполне могла понять его возмущение. Он считал себя жертвой обстоятельств, а кто-то вздумал защищать неверную возлюбленную!
Впрочем, и баронессу Эмилию я понимала. Она вряд ли знает все грязные подробности случившейся перед свадьбой семейной трагедии.
По всей видимости, Ричард тоже подумал об этом. Несколько раз сжал и разжал кулаки, пытаясь взять эмоции под контроль.
– Я просто хочу узнать имя, – тяжело вздохнув, сказал он. – Неужели я прошу так много?
– В общем-то, это все не имеет никакого значения, – негромко обронила баронесса Эмилия и с болезненным кряхтеньем выбралась из кресла.
Тотчас же Ребекка кинулась помочь ей, но старая баронесса покачала головой, и помощница остановилась.