Череп Субботы

— Я вроде как слышал, у него продюсер отобрал собственное имя, — заржал Каледин. — Теперь паренек именуется Дима Еблан, и это сказалось на качестве концертов в провинции. Отказы пошли. Даже для визжащих девочек нехарактерно, хором скандировать: «Ебланчик, мы любим тебя!» С одной стороны, вроде твоя законная фамилия. А с другой — появляется сосущее душу желание спрыгнуть со сцены и настучать фанатам по роже.

— По-моему, Еблан даже прикольнее, — ослабил купец узел галстука. — В целом обеденное шоу мне дешево обошлось. Притаранили кусман искусственного льда, нанял по нему ездить фигуристика, рядом бедный еврей на скрипочке играет, а Еблаша на коленках орет. Экономичная версия «Европовидения», но после Кабалье кусок встает в горле. Скулит Димушка, не приведи Господь… сразу думаешь, что собачку дома забыл покормить.

Неслышно появившись в комнате, мрачный кореец-официант открыл новую бутылку шампанского, пена зашипела, оседая в хрустальных бокалах.

— Ох, удивил, — махнул рукой Каледин. — Наша эстрада такова, что под нее любой подавится. Как ты аппетит не потерял, Еблана слушать? Я бы лучше группу «Сиськи» позвал или «Вибраторъ» — и там, и там по три девицы, их по размеру буферов в группу подбирают… качество пения вообще неважно.

Алиса вскипела со скоростью электрочайника.

— Ненавижу мужиков, — брезгливо произнесла она. — Бездумные, скучные, неразборчивые животные, далекие от достижений культуры. Я, Каледин, в тебе не сомневалась по части низменных желаний, ты должен обитать в зоопарке — в клетке с гамадрилами. Неужели за обедом предпочтительнее пялиться на голых баб, нежели посвятить время интеллектуальной беседе?

Каледин не счел нужным задуматься даже для вида.

— Пялиться на голых баб? — переспросил он. — Дааааа… это по мне!

— Барышня, в глубине души я такой стиль обедов не поддерживаю, — пролепетал Чичмарков, глядя на звереющую Алису. — Засмотришься на эээээ… подавишься вареником — и поминай, как звали-с. Слыхали про мануфактурщика Простобудкина? Позвал он на обед «Вибраторъ», сел первое кушать. Только сисясточки зачали второй куплет петь, у одной, пардон-с, бюст вывалился… Купчине борщ не в то горло пошел — так, бедняга, за столом Богу душу и отдал. А беседа… о чем с ними беседовать, извиняйте? Я про силикон ничего не знаю. Да и петь не надо. Пущай магнитофон включают, а сами показывают, какое у их в грудях богатство.

Побагровев наподобие свеклы, Алиса начала искать сумочку.

— Она у меня вообще нервная, — пояснил Каледин обалдевшему Чичмаркову. — Иностранка, а они подвержены эмоциям. Там, где русский человек махнет рукой да водки выпьет, немец два часа будет психовать. Был я в Берлине как-то раз — ну просто дикари. Улицу на зеленый свет переходят, взяток полиции не дают. Менталитет допотопный, с трудом неделю там выдержал.

Чичмарков согласно покачал мексиканской бородкой.

— У нас без взяток рассудка лишиться можно, — подтвердил он. — Я каждый день не устаю Господа свечками одаривать — сподобил ить в Расее-матушке родиться. Представляю гребаную Неметчину. Там, чтобы права получить, я бы три месяца горбатился — с инструктором езди, кучу бумажек сдай, в очередях настоишься… А у нас чего? Сунул приставу в околотке бумажечку в 500 евро — права в кармане, и лети на своем «Хаммере» вдаль, аки голубь.

Алиса выдала фразу на немецком: содержание Чичмарков не понял, а Каледин лишь улыбнулся. Схватив сумочку, она шагнула к выходу, но…

— Аааааооооооааааааааа!

В приемной офиса режуще полоснуло криком: последовал тяжелый звук падения — было слышно, как раскатились бутылки. Через щель внизу двери, увеличиваясь в размерах, растеклась маслянистая темно-красная лужа.

— Итить его мать, кореец, — плюнул купец. — Опять винище разлил.

Дверь распахнулась. Алиса сначала замерла, а затем подалась назад — в ледяном, жутком ужасе. Метнувшись обратно, она спряталась за спиной Каледина. Тот с усмешкой поднял глаза от бокала — и оцепенел.

На пороге кабинета стоял мертвый профессор Мельников. С рукавов парадного костюма стекала дождевая вода, а в белой руке был зажат ненужный зонтик похоже, мертвец не знал, как его применить. Рот приоткрылся — из вялых губ струился ром, слабо окрашенный сукровицей.

— Как… вы… тут… ока… за… лись? — по слогам прошептал Каледин.

Он уронил бокал. Осколки разлетелись на хрустальном полу. Федор осознал, что задал глупейший вопрос в своей жизни. В нормальном обществе с трупами не принято беседовать. Они не говорят. И уж тем более не ходят.

Мельников перевел на него тусклые, налитые ромом глаза.

Глава вторая «РАССВЕТ МЕРТВЕЦОВ»

(Черезъ секунду, в томъ же местъ)

…Труп в идеальном костюме смотрел как бы сквозь Каледина.

— Взял такси, — бесцветно сказал он. — Они ходят сюда… от морга.