Череп со стрелой (СИ)

Внутри у него был покой. Он чувствовал, что эль умер. Его дряблое тело неведомым образом распа­лось, рассосалось... Гуля свободна. На миг Афанасий увидел лицо Гули. Она лежала на ковре у себя в ком­нате, привалившись боком к двери, чтобы не могла войти рвущаяся снаружи мама. Лежала и, как он в небо, смотрела на потолок, где нежно желтело пят­но от протекших соседей. И ей было хорошо.

Танец вышел на берег, нежно склонился над цве­тами, точно желая полюбоваться ими, и... сожрал самый красивый цветок В нем опять проснулся гурман.

Глава двенадцатая

РЕМОНТ ЛЮБВИ И КОРАБЛЕЙ

Корабли тонут не сразу. Вначале дают мелкую течь. И люди хамеют не сразу — вначале позволяют себе робкие хамские вылазки. И любовь исчезает не сразу — вначале где—то возникает мелкая поломка. Поэтому нужно ремонтировать любовь при первой трещине, или ремонт вый­дет очень дорогим

Кавалерия

Из нырка Афанасий вернулся пустым. Он хотел поскорее увидеть Гулю, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. В Москву он отправился вместе с Улом. Улу поручили проверить зарядную закладку на «Краснопресненской». «Зарядка», спрятанная в ограде зоопарка, разладилась и барахлила. На про­шлой неделе вместо того, чтобы наполнить энерги­ей нерпьРузи, она окончательно ее разрядила Хотя Рузя — это Рузя. Недаром про него говорили, что он способен сломать даже то, что сломать вообще не­реально, например цельносварную кувалду.

В Москву Ул с Афанасием ехали на электричке. Был тот час дня, когда в город составы вдут полу­пустыми. Напротив них помещался дядечка в мод­ной шапочке «халти,›› на которой сбоку болтался забытый ценник. По непонятной причине Ул и Афанасий показались ему достойными доверия, и он стал ругать свою жену. Говорил, что у нее не все дома. Она способна пойти на пять минут в аптеку за зеленкой и вернуться домой через неделю, по­тому что по дороге в аптеку ей придет в голову, что зеленка делается в Перми и там она, значит, дешев­ле. По этой причине ее супруг совсем издергался не зная, какая гениальная мысль осенит его благо­верную в следующую секунду и где она в результате этой мысли окажется.

Ул с Афанасием слушали с интересом. Один примерял на место этой жены Яру, а другой — Гу­лю. Улу не верилось, что Яра будет так бегать, а вот Афанасий испытывал беспокойство, хотя, конечно, шапочка «халти›› могла и преувеличить. Например, из рассказа шапочки следовало, что как жена она еще терпима. Умела ставить чайник и знала, что картошка при разрезании не должна быть синей и иметь цветные прожилки.

Когда мужик замолчал, Афанасий в утешение рассказал ему историю о парне, которого бросила девушка. Парень уехал за город и скорее для само­успокоения, чем по призванию, устроился гравиро­вать таблички на кладбище. И вот года два спустя бывшая девушка приехала хоронить дальнего род­ственника, вышла из автобуса и чудом не получила разрыв сердца. Перед ней тянулся целый реклам­ный ряд — лучшие работы гранитной мастерской. Кресты, надгробия, плиты — многие десятки самых реалистичных образцов. И на каждом памятнике были ее фотография, фамилия и имя.

За пару станций до конечной дядька вышел. Афа­насий смотрел, как он, чем—то похожий на упитан­ного кенгуру, упрыгивает по перрону.

— Толстый он... На Ганича чем—то похож.

Ул с ним не согласился:

— Ганич не толстый. У него под свитером сумка— напузник Он тырит туда чайные ложки, зубочист­ки, сырки из магазина.

— Клептоман?

— Борец с монополиями. Все магазины и кафе принадлежат монополиям. А Ганич с ними борется.

— Он же жмот!

— А кто мешает жмоту быть борцом с монополи­ями? Это тот вариант, когда одной сигаретой убива­ешь сразу двух лошадей. Все, приехали!

Вскоре они были на «Краснопресненской›› и за­нялись закладкой. Ул работал с азартом, закусив нижнюю губу. Раскручивал ржавую проволоку, ко­торой невзрачная, похожая на серый камень за­кладка крепилась к столбу ограды. Афанасий пере­минался с ноги на ногу, ныл и мерз. Ул терпел его до момента, пока плоскогубцами не прихватил себе палец.

Надо отдать Улу должное, вопить он не стал. По­смотрел на палец, потом на Афанасия и почти ла­сково сказал:

— А не поехал бы ты, Афоня! Далеко и по делам!

— А как же помощь? — обрадованно заволновал­ся Афанасий.

— Ты мне уже помог. А нервы я себе и сам по­мотаю.

— А если на тебя нападут?

— Я скину тебе месагу с того света. Все, вали!» Да не обиделся я, не обиделся, чудо былиин!

Афанасий воспользовался разрешением и от­правился к Гуле. По дороге он думал про Ула, что тот хотя и лучший, конечно, друг, но трудоголик и маньяк, опасный для нормальных людей, не облада­ющих его энергией. Сильным людям слабых не по­нять. Афанасию вспомнился поход на выживание, который они устроили как—то, когда были средни­ми шнырами. Ул тогда тащил огромную армейскую медицинскую палатку с колышками, которую сол­даты вообще—то возят на грузовиках. Ноги Ула про­валивались в снег почти по колено.

— Помочь ему надо. Не могу я так! — страдая, прошептал Рузя.

Вовчик, шипя, придержал его за локоть:

— Не вздумай! Убью! Пусть тащит!

— Почему?