Череп императора

Как оказалось, для меня предназначалось не кресло, а целый диван. Дождавшись, пока я протиснусь мимо столика, дипломаты уселись в кресла, и тут же в комнату неслышно вошли несколько официантов. С почти нереальной быстротой на столе появился чай, пепельницы и несколько блюдец. При виде чая я внутренне чертыхнулся. По телефону китаезы обещали ужин, и я специально не стал перекусывать по пути.

— Вы курите? — поинтересовался Дэн.

— Курю.

— Тогда я советую вам попробовать наши китайские сигареты. — Он протянул мне жестяную банку, которую я сперва принял за сахарницу, а на самом деле оказавшуюся этакой оригинальной сигаретной пачкой. Одной затяжки мне оказалось достаточно, чтобы убедиться — сигареты, конечно, ароматные и все такое, но на мой лично вкус — полное дерьмо. Отказываться было неудобно, и я выкурил китайскую пахитоску больше чем наполовину. Дальше не смог. Настроение катастрофически портилось. Кормить не кормят, курить свои сигареты — теперь вроде как нарушение этикета. Знал бы, что все так получится, — не пошел бы.

Мы пили чай — он, кстати, тоже оказался не ахти — и обстоятельно обсуждали все достоинства и недостатки петербургского климата. К тому моменту, когда господин Дэн в третий раз повторил фразу «Да-а, ранняя осень в этом году…», я начал потихоньку догадываться, что имеется в виду под выражением «китайские церемонии».

Сперва я решил, что главным моим собеседником будет важного вида консул Ю, однако, как выяснилось, по-русски консул практически не говорил и общался со мной в основном юркий Дэн. Черт, какая у него там должность — представлялся он или нет? Этот вопрос начал меня страшно занимать, однако, насколько я мог судить по прочитанным еще в школьные годы шпионским романам, спросить собеседника на дипломатическом приеме о том, кто он собственно такой, было бы верхом бестактности.

Мы допили чай, и бесшумные официанты унесли чашки. Стоило мне подумать о том, что жмоты китайцы не дали к чаю даже пирожных, как на столе начали появляться холодные закуски, соусы в крошечных соусницах и палочки для еды. Наверное, лицо у меня здорово вытянулось, потому что Дэн тут же заулыбался:

— Вас удивляет, что сперва был чай, а потом закуски?

Я помычал в ответ в том смысле, что вообще-то да, удивляет.

— Понимаете, Илья, — можно я буду называть вас по имени? — мы хотели бы угостить вас так, как это принято в Китае. А в Китае обед начинается с чая, а заканчивается супом.

По тому, с какой готовностью явно ни слова не понявший консул Ю тут же заулыбался, я решил, что, очевидно, подобные трюки повторяются здесь регулярно. Приглашают гостей, говорят им одни и те же вещи, подсмеиваются над европейцами. Где-то я читал, что по-китайски европейцы называются «северные варвары». Ну-ну, веселитесь, цивилизованные вы мои.

Странный все-таки народ эти китайцы. Странная кухня, письменность их эта дурацкая — иероглифами, странная мимика. Ни хрена по лицу не поймешь. То ли действительно рады посидеть со знаменитым петербургским журналистом, то ли изучают меня, как муху под микроскопом. Мы по пятому кругу обсудили слякотную погоду, Дэн рассказал о том, как именно следует есть палочками, я спросил: правда ли, что китайцы едят настоящие ласточкины гнезда. «Правда», — ответил Дэн.

Официанты унесли пустые тарелки, и на столе появились три стопочки и бутылка с иероглифической надписью по округлому боку.

— Вы пьете водку, Илья?

— Пью, — мужественно сознался я.

— Позвольте угостить вас нашей китайской водкой. Думаю, что такой вы еще не пробовали. — По-прежнему улыбающийся Дэн налил всем троим не меньше чем на четыре пальца водки и радостно сообщил: — У этой водки крепость — девяносто шесть градусов. Попробуйте.

Попробовать? Откуда-то из глубин подсознания всплыла картинка: вдрабадан пьяный советский пленный перед сытыми рожами злодеев-гестаповцев. Я положил себе на тарелку креветок в грибном соусе. Потом посмотрел на непроницаемое лицо Генерального консула и добавил пару кусков обжаренного омара. Потом взглянул на зловеще желтеющее девяностошестиградусное зелье и поближе придвинул соусницу.

Я поднял заметно отяжелевшую рюмку. Смерти он моей хочет? Кинув прощальный взгляд на замерших китайцев, я опрокинул рюмку себе в рот. И содрогнулся. Китайцы не мигая смотрели на меня, и поэтому содрогнулся я только мысленно. Не схватить креветку прямо руками стоило мне больших трудов. Я аккуратно подцепил белую загогулинку креветки непривычными палочками, окунул ее в соус и, не торопясь, закусил.

Не меняя радушного выражения лица, китайцы едва пригубили из своих рюмок и поставили их на место. Хм… Может быть, трескать подобные напитки сразу по полстакана было нарушением дипломатического этикета? Чертовы азиаты, могли бы и предупредить.