Но, так или иначе, Соклею и самому хотелось бы уметь так говорить. А еще он заметил, что наложенная Менедемом повязка была не намного аккуратнее тех, что делал он сам.
Но Алкифон, наблюдавший, как парусина пропитывается кровью, похоже, не был склонен к придиркам.
— Жжет, как огнем, — сказал он. — Но ты прав. Теперь уже лучше. Спасибо вам обоим.
— Рад был помочь, — ответил Менедем. — Надеюсь, скоро заживет.
— Это и вправду должно скоро зажить, — подтвердил Соклей. — Кровотечение очищает рану.
— Возьми чашу вина, Алкифон, — добавил Менедем. — Это поможет возместить кровопотерю.
Соклей нахмурился. Насколько он мог припомнить, Гиппократ и его товарищи предписывали другое. Но Алкифона так обрадовало предложение Менедема, что Соклей не стал вмешиваться. А Менедем заметил:
— Я бы и сам не отказался от чаши вина.
Соклей не возражал.
— Хорошая мысль. Просто великолепная. Если бы ты предложил такое на ассамблее, за это немедленно бы проголосовали.
Ни он, ни Менедем даже не подумали разбавить вино, которое зачерпнули из амфоры.
— Я не каждый день так поступаю, — отхлебнув, проговорил Менедем.
Оба они понимали, что ведут себя невоздержанно.
— Что ж, мой дорогой, мы ведь не каждый день сражаемся с пиратами, — ответил Соклей.
— Да уж, к счастью. У большинства этих брошенных катамитов хватает ума не нападать на суда вроде нашего. И я собираюсь позаботиться, чтобы наши парни как можно больше хвастались своим умением драться в питейных заведениях. Пусть повсюду узнают: «Афродита» — слишком колючий еж, чтобы с ним связываться.
— Хорошо. Очень хорошо, — сказал Соклей.
После пары глотков крепкого неразбавленного вина эта мысль ему определенно нравилась.
Менедем осушил свою чашу и наполнил снова. Заметив выражение лица Соклея, он ухмыльнулся.
— Не беспокойся. Я все еще знаю, где находится Аттика.
— Твое счастье! — ответил Соклей.
— А вот что мне хотелось бы знать, — продолжал его двоюродный брат, — так это как помешать пиратам связываться с торговыми судами. Дело не только в том, что море слабо патрулируется, хотя мы, родосцы, делаем все, что можем. Дело в том, что пираты на гемолии могут удрать от любого судна; даже триера не в силах догнать гемолию. Честным людям полагалось бы обставить грязных ублюдков в этой игре.
— Ты уже говорил такое раньше. И каким тебе видится решение?
— Пусть меня склюют вороны, если я знаю. Однако будь решение легким, кто-нибудь уже давно бы до него додумался, верно? И оно все-таки должно существовать!
Соклей хотел было спросить, почему это оно должно существовать, но спохватился. Сейчас ему не хотелось спорить. Ему хотелось только радоваться, что он остался жив, сохранил свободу и не был искалечен. Из его чаши выплеснулось немного вина, и Соклей смущенно рассмеялся.
— Я не совершаю возлияния. Просто рука дрожит.
— Значит, тебе надо выпить еще. — И Менедем наполнил его чашу, прежде чем Соклей успел возразить. — Сейчас, когда всё уже позади, можно слегка и подрожать, — продолжал Менедем. — Со мной творится то же самое. Начинаешь думать о том, что могло бы случиться. Но ты отлично держался в самый ответственный момент!
— У меня просто времени не было пугаться.
Соклей глотнул вина и решил не жаловаться, что Менедем налил ему еще.
А Менедем уже думал о другом:
— Нам придется положить тело бедного Доримаха в лодку. Ты ведь знаешь, как люди относятся к трупу на борту. А когда доберемся до Аттики, заплатим жрецу за очищение лодки. И «Афродиты».
— Вот и еще одна забота на нашу голову.
Но Соклей не спорил с двоюродным братом. Кровь, пролившаяся на палубу «Афродиты», и смерти, которые видело судно, сделали акатос ритуально оскверненным. Проведя немало времени в Лицее, Соклей сомневался, что на свете действительно существуют такие вещи, как скверна. Однако моряки все до единого были люди суеверные. Если судно будет очищено, у них станет легче на душе, а значит, это надо сделать.
— Интересно, много ли сумели утащить проклятые богами пираты, возвращаясь на гемолию, — проговорил Менедем.
— Лучше выяснить точно, — ответил Соклей. — Мы ведь не можем продавать то, чего у нас больше нет.
— Тогда позаботься об этом. Ты знаешь, где что должно лежать.
— Верно, — натянуто отозвался Соклей.
Время от времени ему хотелось, чтобы у него не было такой цепкой памяти. А еще хотелось, чтобы двоюродный брат не воспринимал это как должное. Но похоже, ни одному из этих желаний не суждено было сбыться.
Менедем, как ни странно, заметил, что Соклей нахмурился, и спросил:
— Что-то не так?
— Не важно, — ответил Соклей.
Он был таким, каким он был, — так же, как и Менедем. И у капитана «Афродиты» сейчас имелось множество других дел.
Нырнув под палубу юта, Соклей щелкнул языком. Будучи таким, каким он был, он снова попытался посмотреть на вещи с точки зрения другого человека, что рассердило его еще больше.