Чердынец

Что удивляться, что уже часа через полтора-два об «удачливости» Рустама узнали взрослые. Понять, откуда деньги — не составило труда. Даже методы допросов третьей степени были не нужны!

Остатки денег были отобраны, пересчитаны и сданы в милицию. Добытчик и участники банкета были жестко репрессированы, посредством ремня. К тому же репрессии в отношении добытчика продолжались несколько дней — потраченное на «банкет» было суммировано, и компенсацию пришлось выплачивать отцу Рустама, что продлило его «мучения» и укоренило в нем мнение о «несправедливости мира»!

Вот эти деньги я и хотел поискать, не дожидаясь августа. А вдруг там была не одна пачка? Может находил деньги не только Рустам, но неизвестный мне оказался более смышленым, чем августовский спонсор пацанов? Как менты могли пропустить деньги после отстрела «бандоса»? Вроде бы должны были осмотреться? А я — не знаю. Может темно было; может куда-то в сторону пачка упала, или снег потом выпал и укрыл — вариантов много.

Не хорошо? Ну — согласен… Нужно, конечно, найти деньги и сдать их государству. Даже Грамоту дадут, наверное…

Только эта красивая бумага не поможет ни мне, ни моим близким. А так — там маленько, тут маленько. И получится решить проблемы моих родных?! Как говорится — «курочка по зернышку клюет, а во дворе, блин, ступить некуда — все в помете!».

Интересно происшедшее осенью характеризует мою родину? Ну — в общем-то, да! Для Кировска этот разбой был, конечно, не нормой, но уж и не чем-то бог весть каким страшным. Бывали случаи, бывали…

Примерно до начала девяностых, и даже чуть дольше, репутация у Кировска была, скажем так — специфичная. Уже будучи старше, в восьмидесятых, не раз слышал и в Тобольске, и в Тюмени, да и в других населенных пунктах области поменьше, что Кировск — беспредельный город, что живут там одни отморозки. Я, конечно, с этим был не согласен — я же не отморозок! И родные мои — тоже все люди нормальные. И знакомые — тоже в большинстве своем — приличные люди. Мне тогда даже как лестно было это слышать, даже бравировать этим — типа «ну мы же там живем и ничего страшного!».

Когда стало складываться такое отношение, я не знаю. Но могу предположить, почему оно стало складываться. Уже после войны, в Кировске был организован ДОК, то есть деревообрабатывающий комбинат. Был он построен на берегу Тобола, рядом с пристанью, то есть речпортом, конечно же. Здесь же вырос и жилой поселок ДОКа. Деревообработка, если кто не знает, это такая, довольно специфичная отрасль с тяжелым трудом. Где у нас в Союзе была развита деревообработка? Правильно — зоны и лагеря! То есть, откуда брать опытных и знающих работников? Ага-ага… Оттуда же!

Тоже по берегу Тобола, только чуть в другую сторону, уже в шестидесятых, было организовано еще одно предприятие, которое так же добавило гирьку на весы репутации Кировска. Уж не знаю, как оно правильно называлось, но местные называли его, это предприятие, кто — «химией», кто — поселением. Но в разговорах большинства оно почему-то значилось, как Комендатура. Это был этакий мини-поселок, стоявший чуть на отшибе. Контингент там, кроме людей в погонах, был — тоже не розовые слоники! И этот контингент тоже трудился — в том же порту, на том же ДОКе.

Кроме этого, сложившаяся сейчас система привлечения рабочих рук была во многом — сезонной. Зимой вроде бы хватало своих рабочих, а вот с весны в Кировск прибывали, так называемые, «сезонники» или «вербованные», от слова — вербовать. За поселком Мелиораторов располагался поселок Геологоразведки. Так, одно название, что поселок — одна улица, где на одной стороне штук пять-шесть домов для «постоянщиков», а на другой стороне — три длинных барака для тех же сезонников, или вербованных, которые, после формирования партий, разъезжались по всему тюменскому северу. Но весной, и тем более — осенью, в этом поселке было «весело»!

А еще — километров в тридцати, за Тоболом, располагались гроздью три зоны. И даже одна из них, вроде бы — если не врут! целый «строгач»! «Выпускники» этих заведений ехали к себе домой через все тот же Кировск! Не все, правда, доезжали — приходилось возвращаться назад; а некоторые — слава Богу — меньшинство, даже единицы! — оседали в том же Кировске.

И можно представить, что контингент в перечисленных организациях был крайне далек от наименования «интеллигенция».

Даже ходила такая байка — мол, один «сиделец» поставил рекорд пребывания на свободе — двадцать минут! Привезли их с зоны на «шишиге», да высадили возле автовокзала — «едьте, мол, по домам!». Вот этот явный призер на премию Дарвина, сразу же рванул в стоявший напротив магазин.

Выйдя из магазина, человек (это же звучит гордо, не так ли!?), отковырнул пробку с бутылки и здесь же, «с горла» ее и опростал! Но ведь милиция тоже знала, что автовокзал — место такое, требующее внимания! Вот постовой и подошел поинтересоваться — «а не охренел ли, бродяга, в общественном-то месте так вино глыкать?!».