Дом через дорогу ожил отсветами и звуками несчетного числа телевизоров. Из-за прачечной мы наблюдали, как полицейская машина, которую вызывала Тамми, отъехала около часа назад. Им понадобилось почти три часа, чтобы приехать и сорок минут на то, чтобы уехать; два копа, садясь в машину и отъезжая, смеялись над историей Тамми, что, если подумать, довольно грустно, потому что трое сумасшедших были-таки у нее дома, а копы не приняли ее всерьез. Тамми и Джонни ушли сразу после копов. Джонни плакал все дорогу, пока Тамми тянула его за собой по тротуару, и выглядел испуганным в свете садившегося солнца, когда она села в помятое купе Дженнифер. Я должна была чувствовать себя лучше от того, что она последовала моему совету и ушла из квартиры, но страх что они могут вернуться заставлял меня волноваться и держал в напряжении.
Стемнело, свет машин проезжающих по дороге между нами и многоквартирным домом создавал движущиеся точки ясности в депрессивной ночи. Накита делала плановый облет территории. Я сидела спиной к красным кирпичам, поджав колени и почти касаясь ими подбородка, держала серебряную цепочку и покачивала своим амулетом, лениво заставляя менять его форму. Этому меня научила Накита.
Я скучаю по Джошу.
— Барнабас, — тихо сказала я, чувствуя себя одиноко, хотя он сидел рядом. — У тебя есть душа. Как иначе?
Он молчал, наблюдая, как я играю с блестящим черным камнем, инкрустированным серебром. Я сосредоточилась на нем, преломляя вокруг него свет, пока он не стал выглядеть, как серебряный крест с черным камнем посередине.
— Ты лучший из нас, — сказала я, смотря на свой амулет. Я была довольна результатом, хотя в руке он все еще и ощущался как овальная гладкая речная галька. — Без изъянов и красивый. Ты обязан иметь душу.
— Ангелы — не созданы для земли, — сказал он. — Только рожденные на земле наделены душой.
— Хорошо, но ведь ты оставил небеса ради земли, — возразила я, не веря, что Бог может быть так жесток. Но опять же, посмотрите, что он уготовил мне. — Может, это значит, что на самом деле ты всегда принадлежал земле. Что все это время у тебя была душа, и ты просто не знал. Ведь ангелы не выглядят и не ведут себя одинаково. Если это не душа, то, что делает нас различными, тогда что?
У меня в руке крест превратился в пару черных ангельских крыльев. Барнабас некоторое время молча смотрел на них, потом пробормотал:
— Я оставил небеса потому что мне запретили возвращаться, а не потому что меня одарили душой.
Подарок, думала я. Сомневаюсь, чтобы его беспокоило то, что у него может не быть души, пока Накита не сказала, что у нее есть частичка моей, с воспоминаниями, которые черные крылья украли у меня; с воспоминаниями страха темноты, умирания, конца всего. — Накита сказала, что ты был изгнан, потому что полюбил смертную девушку.
Приоткрылась дверь черного хода прачечной и работница поцокала наружу, проверив, что за ней закрылась дверь, прежде чем направиться к припаркованным неподалеку машинам. Молча мы наблюдали, как она села в машину и ее красный Пинто ожил, начав медленно отъезжать.
— Это правда? — спросила я во вновь наступившей тишине. Барнабас ничего не ответил, его челюсть была сжата и глаза черны в темноте. Внезапно смутившись, я дала ангельским крыльям превратиться обратно в более знакомую версию гладкого камня. — Извини, — прошептала я. — Я затыкаюсь.
Боже, зачем я лезу в его прошлое? Не смотря на то, что мы выглядим ровесниками, у него за спиной больше трех тысяч лет против моих семнадцати. Можно подумать он вообще захочет хоть чем-нибудь со мной делиться.
— Тогда еще не было хранителей времени, — сказал он неожиданно, и я подпрыгнула, несмотря на то, что он произнес это очень мягко, почти неслышно на фоне шума проезжающих машин. — Кошения разрешались серафимами, как и сейчас, пока не утрясется ситуация с тобой. Мне было приказано окончить жизнь девушки, чья душа должна была умереть. Ее гордость должна была помешать ей просить искупления.
Сидя, Барнабас переместил вес с одной ноги на другую, руками он обнимал свои колени, его глаза хоть и были направлены на мусорный контейнер, но, очевидно, не видели его. Потерянное выражение на его лице пугало.
— Тогда земля была еще так свежа, — начал он и черты лица его расслабились. — Не было всего этого бетона, неба, загрязненного выхлопными газами. Как если бы энергия творения еще отдавалась эхом в горах и слышалась в жужжании пчел, или в дыхании ребенка на грани превращения в женщину, женщину настолько совершенную, что на небесах были готовы оборвать ее короткую жизнь ради того, чтобы заполучить ее душу незапятнанной.
Я подавила дрожь, боясь услышать продолжение.
— Она спала в поле. Моя Сара, — вздохнул он, его плечи расслабились, когда он со странным акцентом произнес ее имя. — Ее звали Сара, и я не видел ничего более прекрасного во всем творении. — Он опустил голову. — Им нужно было послать кого-то сильнее.
Мне хотелось коснуться его руки, но я не посмела. Как я могла, хотя бы представить что понимаю? Он рассмеялся бы мне в лицо.