— Но вы ведь не для того прилетели из Берлина, чтобы рассказать мне о самочувствии Канариса? — вдруг улыбнулся Гитлер. — Я слушаю вас, Эрнест, внимательно слушаю, разговоры с вами всегда приносят мне удовольствие. Кроме тех редких случаев, когда у вас неприятные известия.
— На этот раз неприятностей нет.
— Итак, у вас появилась какая–то идея, Эрнест? — сразу оживился Гитлер.
— Да. — Кальтенбруннер решил не говорить, что идея, собственно, принадлежит не ему, а возникла у никому неизвестного гауптштурмфюрера из «Цеппелина».
Гауптштурмфюрер получит свое: очередное звание и крест — разве этого мало? Возможно, когда–нибудь его имя станет известно самому фюреру — все возможно в этом мире, но всему свое время, — а пока, в трудные для рейха дни, фюрер должен знать, что главное имперское управление безопасности не спит и что можно положиться на Кальтенбруннера.
Гитлер остановился. Стоял заложив правую руку за спину, перекатываясь с носков на пятки, и заинтересованно смотрел на Кальтенбруннера.
— Ну говорите же! — сказал нетерпеливо.
— Есть возможность произвести диверсию, от которой содрогнется весь мир! — не без пафоса ответил обергруппенфюрер.
Водянистые глаза Гитлера ожили.
— Уточните! — приказал.
— Диверсия против Верховного Командования русских.
Гитлер даже потянулся к обергруппенфюреру, поднялся на носках и опять положил руку на его плечо.
— Неужели?! — воскликнул взволнованно. — Неужели вы в самом деле способны на это, Эрнест?
— Думаю, что да.
Гитлер опустился с носков, сгорбился и махнул рукой.
— Вы способны только обещать… — произнес разочарованно. — Вы обещали мне Тегеран, Эрнест, а что из этого получилось?
Кальтенбруннер ждал такого вопроса ж заранее подготовился к нему.
— Там действовали люди Канариса, — ответил твердо. — Русским удалось пронюхать о нашей акции и принять меры. В Тегеране не обошлось без предателя, мой фюрер.
— Что же вы предлагаете сейчас?
— Мы забросим в советский тыл человека с уникальными документами, русские обожают своих героев. У нашего человека будет новейшее оружие, а также взрывчатка…
Гримаса неудовольствия скривила лицо Гитлера.
— Это только у нас кто–то может безнаказанно носить в портфеле бомбы, русские не настолько глупы, Эрнест, и ваша идея…
— Конечно, мой фюрер, — попробовал вмешаться Кальтенбруннер, — вы, как всегда, правы, но…
— Никаких «но», Эрнест! Вы знаете, какая охрана у Сталина?
— Самую лучшую в мире охрану имеете вы, мой фюрер.
Гитлер пошаркал по гравию дорожки ногой, пострадавшей во время взрыва, и Кальтенбруннер сразу понял намек.
— Такое больше не повторится, проклятые военные, сейчас они поджали хвосты!
— Думаю, что у русского Верховного Командования охрана не хуже и ваши проекты, дорогой Эрнест, не стоят мыльного пузыря.
— Однако мы привлекли самых лучших специалистов рейха. Создано принципиально новое оружие — такого еще не видел мир, — в умелых руках оно безотказно, и мы надеемся на полный успех операции.
— Новое оружие? — заинтересовался Гитлер.
— Принцип «Фау», мой фюрер. Снаряд кумулятивного действия, пробивающий почти пятисантиметровую броню. И все устройство помещается в рукаве пиджака.
— В рукаве? — не поверил Гитлер. Поднял правую руку, вытянул ее и даже пощупал. — И пятисантиметровая броня?
— Да.
— Так что же вы тянете, Эрнест? Почему я должен ждать? Почему должен ждать весь рейх? Злейшие наши враги делают что хотят, скоро их солдаты войдут в Польшу…
— Вот мы и предлагаем, мой фюрер…
— Я принимаю ваше предложение, Эрнест. Вы знаете, какой резонанс приобретет такая диверсия!
— Вам всегда виднее. — Кальтенбруннер почтительно склонил голову, но Гитлер, наверное, уже не видел его. Выкрикивал, слегка подавшись вперед, и сам, должно быть, не слышал своих слов:
— Акция против Сталина посеет среди русских панику! А знаете, что такое паника во время войны? Поражение. Мы остановим красных, остановим! Мои генералы, надеюсь, будут чего–нибудь стоить. Но вы не представляете себе, Эрнест, еще одного аспекта этой акции. Ссоры между союзниками, развал коалиции… Черчилль, этот старый лис Альбиона, давно ищет повод, и мы дадим его. Что вам требуется, обергруппенфюрер, для осуществления этого плана государственного значения?
— Ваше согласие, мой фюрер.
— Вы его уже получили. Еще?
— Я хотел только предупредить, что тщательная подготовка акции будет стоить…
— У вас нет денег? Кто–нибудь ограничивает?
— Нет, но…
— Никаких «но». Во что бы это ни обошлось, конечный результат стоит того.
— Сегодня я еще раз убедился в этом.
Гитлер повернулся и поплелся назад, к мольберту.
— Вы хорошо продумали операцию? — спросил, не останавливаясь.
— Сейчас ее обстоятельно отрабатывают.
— Строжайшая конспирация, — предупредил Гитлер как–то утомленно: взрыв эмоций не прошел бесследно. — Крайне ограниченное число лиц должно знать о подлинной цели. Даже Геринг…
— Да, мой фюрер, даже Геринг ничего не будет знать. Кроме вас и непосредственных участников акции в курсе дела будут двое или трое.
— Кто они?
— Скорцени, мой фюрер, и еще…
— Это уже в вашей компетенции, Эрнест.
Они подошли к мольберту, и Гитлер устало опустился на стул. Сказал спокойно: