Человек внутри

В суде все двигалось и гудело, от этого Эндрю смутился, и у него закружилась голова. Его мозг устал от прошлой бессонной ночи, и он, как в тумане, различал сэра Генри Мерримана, восседавшего за прокурорским столом. Мистер Фарн присоединился к нему, там был еще третий, которого Эндрю не знал, а кроме того, два адвоката заключенных. Со своего места он не мог видеть сидящих на скамье подсудимых и был этому рад. Только бы не слишком скоро пришло время для свидетельских показаний.

За стенами суда послышался шум и треск, это копьеносцы опустили на землю свое оружие, и затем под звуки труб и крики пристава вошел судья Паркин и занял свое место. Суд, как в детской музыкальной игре, по хлопку: хлоп встал, хлоп сел.

Судья Паркин взял понюшку «Бентли», и снова поднялся гул голосов, как будто суд был стеклянным стаканом, полным сердитых и раздраженных мух. Поверенные уже начали зевать.

Судейский клерк встал перед судом и с невыразимой скукой в голосе сообщил шестерым подсудимым, что те достойные люди, которых, как они услышат, вызовут в зал, и те несколько, которые здесь уже присутствуют, будут посредниками между ними и королем по делу, которое касается их жизни или смерти, и, если они собираются отвести их или кого-нибудь из них, они должны делать отвод громко, когда те подойдут к Библии для присяги, но до того, как они будут приведены к присяге.

Затем он снова сел, закрыл глаза и, очевидно, заснул. Судья Паркин потер руки и посмотрел на галерею для зрителей, где сидело много молоденьких женщин.

Затем по списку вызвали присяжных. Со стороны обвинения был сделан отвод владельцу гостиницы в Саутховере, после чего суд снова замер, пока приводили к присяге остальных присяжных. Затем судейский клерк, пробудившись ото сна, ознакомил присяжных с обвинительным актом против заключенных и с заключением коронера. Судья Паркин, которому пришлось на минуту отвлечься от разглядывания своих рук, слегка вздохнул и приказал свидетелям покинуть зал суда.

Полицейский пристав потянул Эндрю за рукав и провел его в маленькую комнату, на дверях которой висела большая табличка, где круглым пошлым почерком было написано: «Только для свидетелей-мужчин». Посреди комнаты стоял большой блестящий стол красного дерева, заваленный теперь шляпами, пальто и тростями. Вдоль четырех стен протянулись узкие деревянные лавки, плотно забитые людьми, которые смотрели на него с враждебным любопытством. Они не попытались потесниться, чтобы освободить ему место. Эндрю прошел в конец комнаты и прислонился к окну, наблюдая за присутствующими уголком глаза. Примерно половину комнаты занимали люди в синей форме таможенной службы. Они громко обсуждали между собой его появление, пока он не покраснел как рак.

— Кто этот мальчик? — спросил один.

— Не мог даже прилично одеться, чтобы появиться перед его светлостью. Смотрите, какой он грязный, говорю вам, это нищий.

Пожилой мужчина с благосклонным выражением лица обратился к нему:

— Как вас зовут, молодой человек?

Эндрю доверчиво откликнулся на доброту в голосе. Он чувствовал себя одиноким, стоял поодаль, а все на него глазели и говорили о нем. Он очень хотел найти союзника, поэтому ответил быстро и искренне:

— Эндрю.

Пожилой благообразный мужчина резко повернулся к своим коллегам.

— Эндрю, — сказал он. — Это один из тех, кого мы искали все последние дни. — Он поднялся и встал перед Эндрю, уперев руки в бока. — Ты должен быть на скамье подсудимых, — сказал он. — Что ты здесь делаешь? Как ты смеешь осквернять нашу компанию? Тебе есть из-за чего краснеть, ты здесь среди честных людей.

— Не могли бы вы оставить меня в покое? — сказал Эндрю. — Я устал. Я совсем не спал.

— Так тебе и надо, — сказал человек. — Что ты здесь делаешь? Донес на своих товарищей, так? — Он повернулся к собеседникам и протестующе поднял руки. — Я бы не возражал, если бы он был честным контрабандистом, — сказал он. — Но трусливый вор, проклятый доносчик — это уж слишком… И мы позволим ему оставаться в этой комнате среди честных людей?

— Эй, парень, — позвал мужчина с противоположной скамьи, — это правда? Ты че, паскуда, и впрямь донес?

— Конечно, донес, — продолжал пожилой таможенник, снова поворачиваясь лицом к Эндрю. Он переминался с ноги на ногу. — Ты можешь честно ответить на вопрос, ты, крыса?

Эндрю стиснул кулаки и полузакрыл глаза:

— Выслушивать оскорбления легавого ниже моего достоинства.

— Так ниже? — переспросил благообразный человек и дал Эндрю пощечину.

Эндрю поднял кулак, а затем снова уронил, его.

«О Боже, — про себя молил он, — пусть это будет моим искуплением за прошлую ночь. Теперь твой черед: дай мне мужество». Вслух он произнес:

— Ты старик, хоть и легавый. Я не буду с тобой драться. — И повернулся спиной к комнате, так, чтобы никто не видел, что его глаза полны слез. «Худшее еще впереди, — подумал он. — Как мне выдержать все до конца?»

— Да оставь ты его, Билл, — сказал кто-то, — он ведь еще ребенок.

— От него воняет, — грубо сказал Билл. — Почему мы должны проводить время в одной комнате с доносчиком? Или он отсюда убирается, или я.