Читаем Человек с яйцом: Жизнь и мнения Александра Проханова полностью

— Конечно. А чего делать-то мужику, куда податься? Религиозные были состояния, я был исполнен мистических переживаний природы, мира, душа жила, чаяла, и мне казалось, что если я совершил этот поступок, то нужно это все развивать дальше. Я помню, был момент, я мчался на грузовике, совхозный шофер знакомый посадил меня в кузов. Я держусь за борт, вечереющий лес — елки, шишки красные, ели накаленные, дороги белые, ветер, огонь белый сверкал — и я думал, что мне нужно идти туда, в монахи, я отрок, зажигающий свечи, «Милый свет лампадки, я тебя люблю». И я сказал — я пойду туда, обязательно, но господи, позволь мне повременить еще, насладиться, нагуляться. И я отложил этот уход в монастырь — и вот все еще не нагулялся никак: с вами сижу, романы пишу дикие какие-то… Это все хи-хи, ха-ха, но есть слабость.

Ни «невеста», ни «кондукторша» не занимали в эти два года его внимания целиком. Пять или шесть, отвечает он на прямой вопрос о количестве. Когда мы проезжаем мимо какого-то очередного, мало чем примечательного поля, он вдруг чуть ли не требует остановить автомобиль и торжественно демонстрирует мне какой-то бугорок, за которым виднеются черные хатки. «Вон там одна жила. Вон в той деревне — стала моей. Был восхитительный март, таяли снега…» В разговоре с лесниками он осторожно наводит справки, «не помнит ли кто» насчет какой-то «почтарки Ани», которая «прижила еще потом ребеночка», — что бы эти расспросы ни значили.

Из лесников особенным расположением Проханова пользовался ныне покойный местный сквайр Витька Одиноков — абсолютно тургеневский, по его уверениям, из «Записок охотника», мужик — «мудрец», деревенский философ, и так далее. (Тут Проханов начинает изображать своего приятеля; единственное, что понятно из этого спектакля, что тот чаще, чем следовало, употреблял странное междометие «пумаешь».) Вдвоем они совершали долгие лыжные прогулки, бродили по участкам, охотились. Именно он научил его держаться подальше от лесной одноколейки, которая вела к кирпичному заводу (директором которого, по иронии судьбы, был не кто иной, как Абрам Березовский, отец лондонского изгнанника) — там постоянно ошивались какие-то темные личности, подкарауливающие рабочих с зарплатой и отбирающие у них ее. Счастливо избежав участи этих несчастных, Проханов вновь обращался к своему товарищу — с ним единственным можно было поговорить о красоте, Софии, пославословить die ewige Weiblichkeit, на что, впрочем, его собеседник скептически качал головой и изрекал: «Какая барыня не будь, все равно ее ебуть». Молодой декадент хлопал себя по ляжкам, набирал дыхания и принимался высвистывать новую трель про изумление от красоты, но коллега-перипатетик эффективно обезоруживал его сентенцией вроде: «Ебешь — города берешь. Выебал — будто нищенку обокрал». (Удивительным образом в романе «Политолог» это присловье вложено в уста английской королевы, которая будто бы говорит аграрию Карантинову, воображающему себя принцем Чарльзом и созерцающему портрет леди Ди: «Чарльз, из всего этого ты должен извлечь урок. Какая барыня ни будь, все равно ее ебуть…»)

Вообще, по словам своего коллеги, то был настоящий деревенский консерватор — и прежде всего в эстетике. Так, Проханов, желая порисоваться, читал ему свои упаднические «Умирают левкои — легко им…», на что тот корректно выражал сомнение в том, что это вообще можно назвать стихами, и в качестве аргумента цитировал ему строчку «Горит восток зарею новой!», резюмируя: «Вот это, я понимаю, стихи», — после чего Проханов со своими левкоями чувствовал себя Незнайкой, срифмовавшим «палку» с «селедкой». По-видимому, именно эти моменты имел в виду Ю. В. Трифонов, когда использовал в своем предисловии к прохановской книге словосочетание «работать лесником среди стихии народного творчества».

Именно Одиноков был свидетелем у него на свадьбе. В Бужарово — «в лесах», в паспорте зафиксирована дата: 1963 год — он женится на девушке по имени Людмила. «Она приехала ко мне в деревню под Москвой… Истра… на стогу сена… она художница… там мы познакомились. Ее пленила эта романтическая ситуация… многих женщин она пленяла. Нельзя сказать, что это была бурная любовь или это была первая любовь. Встреча с моей женой не была каким-то потрясением. Говорят, пришла пора молодцу жениться… Я и понял, по тысячам признаков, что эта женщина должна быть матерью моих детей, продолжить род, быть главой моего дома… И я не ошибся ни в чем». «Она приезжала ко мне, это были восхитительные встречи: лес, стога, зима, прогулки, собаки, охота, лесники».

Перейти на страницу:

Все книги серии Финалист премии "Национальный бестселлер"

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии