Человек с яйцом: Жизнь и мнения Александра Проханова

Удивительно, кстати, что роман сошел со стапелей в мае 2005-го — месяц столетия еще одного государственного писателя: в «Надписи» есть важный эпизод, когда Коробейников оказывается на приеме в Кремле и видит там Шолохова. Наблюдая в одном кадре генсека и писателя, Коробейников понимает, что по-настоящему масштабный художник, служа государству-молоху, в состоянии сохранить независимость, работая на паритетных условиях. «Надпись» — роман про движение Проханова в сторону Шолохова, про генезис государственного писателя. Сильной личностью оказывается не тот, кто возненавидит мегамашину и начнет мстить за обиды, нанесенные поколению отцов, но тот, кто, зная об опасности, заключенной в мегамашине, все равно пойдет служить ей, поскольку только она в состоянии обеспечить низкую температуру в холодильнике с вирусами, территориальную целостность страны, сбережение этноса и воскрешение отцов.

Прототип Елены из «Надписи». Лубок работы Проханова.

«Надпись» — роман методологически синтетический: традиционалистский и модернистский одновременно; с несколькими натуралистичными и пародийными сценами, но, явным образом, умеренный, без эпатажа. Почему он вдруг написал почти целиком «без галлюциноза»? «Есть вещи, мне казалось, скажем, бабушка, ее смерть, купание… все родовые вещи, их нельзя описать в виде бурлеска. Они требуют святого, канонического отношения, подхода». «Надпись» бесконечно далека от «босхианских» текстов Проханова — «Гексогена», «Последнего солдата», «Крейсеровой» и «Политолога»: это традиционалистская реалистическая вещь крупной формы в духе «поколения сорокалетних» образца 1979 года, построенная по Достоевской полифонической схеме. По «Надписи» можно учить литинститутских студентов композиции, а впрочем, это, конечно, типичный роман Александра Андреевича — с многоярусными, как злокачественные кисты, абзацами, мучающими однообразным ритмическим рисунком и маразматическими повторами, с экспрессионистскими описаниями полуобмороков главного героя, изумляющегося загадке собственного существования («Надпись» — московский роман, а Москва всегда действовала на прохановских героев как опиат, вызывающий галлюцинации; в «Надписи» легко обнаружить характерную для писателей, имеющих отношение к «русскому ордену», «тему русско-еврейского соперничества за русскую женщину» (термин Ник. Митрохина) — Коробейникова и Марка Солима за Елену; нельзя сказать, что роман сильно проиграл бы от того, что инородное происхождение елениного мужа не было бы подчеркнуто); но вообще-то, все эти мелкие читательские неудобства так же незначительны, как вагонная тряска при путешествии по Транссибу.

Как и всякое жизнеописание, «Надпись» — да и «Человек с яйцом» — стремится объяснить, как герой распорядился своей жизнью.