На одном из последних советских митингов, организованном будущими гекачепистами в пику демократическим манифестациям, он знакомится с председателем КГБ Крючковым. На затянутую осенним туманом Манежную площадь были выведены переодетые в штатское офицеры из академии, приветствовавшие ораторов рукоплесканиями. У гостиницы «Москва» сколотили трибуну, под которой находился закрытый накопитель, где мариновались дожидающиеся своей очереди выступать. Среди них был и Александр Андреевич, которому предложили произнести речь; его представили организатору мероприятия — Владимиру Александровичу Крючкову. Тот успел сказать ему несколько слов.
В 1990-м умирает Воронов, главред «ЛГ», сменивший в свое время Чаковского. Уже при нем автора «Дерева в центе Кабула» начинают поливать грязью, но до открытых оскорблений все же не доходило, и он мог еще триумфально вернуться в родное издание. И вот он — при его-то обаянии, опыте публичных выступлений и биографии, при том, что на его кандидатуре настаивал совет старейшин СП — умудряется проиграть выборы главреда «Литературки». Секретариат — около шести десятков выборщиков — с небольшим перевесом отдал голоса Ф. Бурлацкому. Почему? «Ко мне относились с подозрением даже мои коллеги, Бондарев и другие». Демонизация Проханова «демократами» достигла такой степени, что, по свидетельству журналиста А. Иванова, «например, даже простого участия Александра Ципко в одной телепередаче с ним, в которой оба собеседника вполне корректно спорили, было достаточным, чтобы Ципко был вычеркнут из „демсписков“ на выборах в Верховный Совет РСФСР». Примерно в это же время происходит скандал вокруг публикации книги Светланы Алексиевич про Афганистан «Цинковые мальчики», и везде, по смежности, возникает и его имя (и даже до сих пор, в предисловиях говорится о том, что книга якобы вышла, «несмотря на противодействие „соловья Генштаба“», хотя он вообще не имел к этому отношения): пока Алексиевич и с ней весь народ рыдает над гробами, он ездит в Афганистан любоваться на эти самые гробы, наслаждаться кровью «наших мальчиков».
Объект травли демократической прессы, проигравший четверо выборов подряд — в секретариат СП СССР, СП России, в главреды «Знамени» и «ЛГ» — он, не исключено, испытывает комплекс неудачника, хотя сейчас вспоминает об этом всего лишь как о «некоторых замедлениях в продвижении по писательской линии». «Это небольшие поражения, не крушения».
Одним из тех, кто поддерживал его на выборах в «ЛГ», был ставший после марковского инсульта главой Союза писателей СССР Владимир Васильевич Карпов, в высшей степени боевой человек и автор макулатурных, склеенных из недопереваренной документалистики романов про маршалов и полководцев. Сначала он был очарован Горбачевым, но, довольно быстро поняв, к чему это ведет, изменил свою точку зрения на генсека, и на пленумах ЦК (он стал членом ЦК) стал выступать с критикой горбачевской политики, с очень тревожными вещами, и впал в немилость в последние годы. Естественным образом Карпов стал сочувствовать консервативным тенденциям в литературе. Он не смог протащить Проханова ни в секретари, ни в главреды «Литературки», но ему требовался доступ к аудитории, инструмент общественного давления, которым «ЛГ» теперь, при Бурлацком, не могла быть: некогда полицентричная, она «взбесилась, вышвырнула из своего актива всех „почвеннических“ и „советских“ писателей, стала едкой, одномерной газетой либерального направления».
Карпов решил исправить эту несправедливость, учредив другую газету, нелиберального направления. На должность главреда он пригласил Проханова. Его утвердили на этот пост съездом Союза писателей, утверждение ЦК к тому времени уже не требовалось. Назвать ее решили «День», может быть, потому, что так называлась газета славянофила Ивана Аксакова. Газету пришлось делать с нуля — не было ни отдельного бюджета, ни даже офиса — на производственной базе «Литературки». В комплексе на Цветном бульваре ему дали комнату и выделили минимальные средства.
Пилотный номер вышел в декабре 90-го года, а настоящий первый — в январе 91-го. «День» производит впечатление откровенно сумасшедшей газеты с ужасным таблоидным, с зигзагообразной версткой, дизайном, внутри которого вдруг возникали странные массивы — какие-нибудь гигантские интервью, иллюстрированные плохими фотографиями каких-то пыльных упырей за номенклатурным столом и пикассианскими черно-белыми рисунками В. Александрова. Передовиц здесь не было, а самым популярным жанром были эсхатологические статьи, над которыми тогда, надо полагать, «вменяемые люди» крутили пальцем у виска; теперь, конечно, озадачивает то, насколько много прогнозов оправдалось, в том числе и про то, кто каким останется в народной памяти.