Человек с горящим сердцем

Но вечером — неожиданная радость: перевели в общую камеру подследственных политических. Эсеры, анархисты и меньшевики, к счастью — и ленинец Гриша Котов. Федор сделал вид, будто не знает его, только подмигнул незаметно. Дескать, позже растолкую все, а пока — молчок! В камеру наверняка подсажен провокатор.

Когда все уснули. Котов рассказал, что в ту мартовскую ночь, после собрания, успели уйти все делегаты, избранные на Пятый съезд партии, в том числе харьковчане — Дима и Костя Бассалыго. Россохатский и Саша Васильев тоже избежали ареста. Протоколы собрания во время налета полиции успели выбросить в форточку, но городовые утром нашли их за домом в сугробе, и теперь следователь изводит арестованных: что за Артем фигурирует в протоколах и кто из них этот Артем? Все, конечно, открещиваются от протоколов и от «какого-то Артема». Выла обычная вечеринка, вот и все.

— Добро, — сказал Федор. — И впредь так держитесь.

То, что друзья и все делегаты съезда на воле, — просто отлично! Обидно только, что он, Сергеев, тоже избранный делегатом, не увидит Ленина. Но Ильич останется доволен: Урал крепко завоеван большевиками! В числе делегатов от этого пролетарского края и сам Владимир Ильич.

ОТЕЦ ОТРЕКАЕТСЯ ОТ СЫНА

В каждой тюрьме своя, особая жизнь. Узники отрезаны от мира. Но связь с ним не обрывается. Она поддерживается через поступающих в тюрьму и уходящих на волю, через подкупленных надзирателей.

Еще шире связи внутри самой тюрьмы. Перестукиваются из окна в окно, с этажа на этаж, опускают на ниточках письма, во время прогулок под ноги заключенным летят хлебные шарики с записками.

Партийные друзья настоятельно советовали Федору: «Назови настоящую фамилию, иначе с тобой расправятся как с бродягой. Да, ты политический, но улик-то против тебя нет?»

Сергеев и сам понимал бессмысленность дальнейшего поединка со следователем. Время выиграно, подполье снова окрепло, никто не пострадает от его признания, с него снимут клеймо лбовца.

На очередном допросе он заявил следователю:

— От прежних показаний отказываюсь. Я — Сергеев Федор Андреев из деревни Проваторовой, Фатежского уезда, Курской губернии.

Следователь не обрадовался этой новости:

— Скажите пожалуйста! С чего бы это на правду потянуло?

— Не хочу быть Иваном Непомнящим. В кошки-мышки играть.

— Хм-м... Значит, ты Сергеев? Федор? — задумчиво произнес судейский чиновник. — Это еще надо, чтобы кто-то подтвердил!

— Перестаньте тыкать! Записывайте адрес родителей.

— Ага! — оживился следователь. — Политический?

— Да, я противник самодержавия. И только.

— И только? Ну, это мы еще посмотрим! Кажется, вы и есть та самая персона, которую мы давно ищем...

Федор не обратил внимания на эти слова — так облегчило его признание. А следователь всполошился. Несомненно, задержанный— важная птица из пермского подполья!

В камеру Федор вернулся веселый:

— Уф-ф... Наконец-то сбросил чужую личину!

Теперь надо воспользоваться привилегиями, вырванными революцией для политических заключенных. Отныне ему перестанут «тыкать», дадут бумагу и книги.

Прошло два месяца. И снова в сердце тревога. Адрес родителей он дал правильный. Почему же отец не удостоверяет личность родного, хоть и не очень любимого сына?

Минуло еще недели три, и Федора наконец вызвали на допрос.

— Кто же вы в действительности — Александр Иванович или по-прежнему Непомнящий? — язвительно вымолвил следователь.— Уж, во всяком случае, не Сергеев!

— Как это так — «не Сергеев»?! — воскликнул Федор. — Я Федор Сергеев, и никто иной.

— Не валяйте дурака! Отцу показали в полицейском участке Ак- Булака вашу фотографию — фас, профиль и во весь рост. Но он ответил, что не знает такого.

— Неправда! — побледнел Федор. — Быть не может.

— То, что у него есть сын Федор, господин Сергеев подтвердил. Этого он не отрицает, но... Почему вы решили присвоить именно эту фамилию? Федор что — мертв? Рассказывайте все без утайки!

— Покажите мне письмо отца.

Раскрыв папку, следователь протянул Федору подшитую к делу бумагу.

Действительно, почерк отца. Он не признавал на снятой в тюрьме и показанной ему фотографии своего сына. Следователь наслаждался растерянностью арестанта. Раз нельзя его обвинить в политических преступлениях, надо судить по другой статье. По всему — опасный человек...

— Объявляю ваши последние показания ложными, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Возвратясь в камеру, Федор сел за письмо: