Человек с горящим сердцем

Когда в рядах паровозников появились Корнеев, Авилов и дружинники из осажденного завода, Артем кинулся обнимать боевых друзей:

— Живы, ребята! А я уж думал… Но где же Дима и Николай?

Те скоро объявились, даже с оружием в руках. Им повезло: офицер пошел докладывать властям, что повстанцы согласились очистить завод на условиях командования, а парни стали выгонять из цехов всех замешкавшихся: «Пробирайтесь к Артему через калитку угольного склада! За нами…»

Когда они выскочили в Безуглый переулок, солдаты, вероятно старобельцы, сделали вид, что не заметили беглецов.

Уставшие, почерневшие от порохового дыма, дружинники сами с трудом узнали своего вожака. Лицо Артема осунулось, глаза ввалились. Он приободрил товарищей:

— Не будем унывать, друзья! — И, увидев, что солдаты снова изготовились к залпу, крикнул — Пригнитесь!

Попадая в бурты, пули разбрызгивали соль во все стороны. Она жгла раны, глаза повстанцев.

Дружинников прибавилось, и они давали пехоте хороший отпор. Куридас горячился и стрелял из-за укрытия стоя. Его бородка-клинышек вызывающе торчала вперед.

— Спятил, литовец? — прикрикнул на него Пальчевский. — Борода с локоток, а ума с ноготок… Не из стали отлит!

— Именно из стали. Не веришь? Пощупай.

Будто подтверждая слова котельщика, что-то глухо звякнуло о его грудь. Все удивились, на миг позабыв о наседавшем враге. А Куридас невозмутимо полез за пазуху и вынул оттуда лепешку свинца.

— Завороженный, что ли? — восхитился Саша Васильев.

Артем прицелился в ближнего казака, выбил его из седла и сказал котельщику:

— Смастерил броню на грудь? А если в башку влепят?

Куридас вдруг схватился за плечо и со стоном опустился. Лицо его побледнело, на рукаве проступила кровь.

— Доигрался, герой? — рассердился Пальчевский. — Зря пролил свою кровушку. Уведите его! Где же девушки наши?

Девушек не было видно. Артем произнес неизбежное:

— Будем отходить. Что врагу наши ружья и револьверишки… У них-то у самих винтовки. Еще и пушки заговорят!

И действительно, покончив с обстрелом завода, артиллеристы повернули свои трехдюймовки против дружинников, засевших на соляном и сенном участке базара. Но те уже отходили на рабочую окраину. Печальный конец восстания! В чем их ошибки, просчет?

СПАСТИ ОРУЖИЕ!

Трагические события на Конной площади не сломили Федора Сергеева, хотя в первые часы после разгрома он был сильно подавлен. Но неугомонная натура брала свое. Так ли уж все безнадежно?

После восстания Федор, его друзья и раненые повстанцы укрылись на Сабуровой даче. Даже Россохатского посчастливилось переправить сюда. Степан быстро поправлялся.

Но как спасти оружие, которое дружинники, покидая Гельферих-Саде, зарыли на угольном складе? Сперва его перетащили в домик рабочего в Безуглом переулке. Оставалось доставить на Сабурку. Но полицейские заслоны всюду проверяли людей и грузы… Что придумать?

В просторном вестибюле главного лечебного корпуса Сабурки хозяйничает швейцар Кузьмич. Важный старик в темно-зеленом сюртуке, отделанном золотым галуном. У Кузьмича пышные усы, седая борода разделена надвое. Не швейцар, а тайный советник! Посетители даже робели перед ним, и Кузьмич считал, что среди смертных достиг самого высокого положения.

Но в это зимнее утро…

За стеклами парадных дверей Кузьмич увидел ковровые санки, запряженные сытым жеребцом. Батюшки светы, да ведь седок-то — генерал! И денщик на облучке, рядом с мордатым кучером.

Швейцар приосанился. День был не приемный. К больным не велено никого пускать. Для того он, Кузьмич, тут и приставлен.

Однако важному посетителю, швейцар дверь открыл. Генерал был высокий и тучный, шинель нараспашку. Не боится мороза или мундир тесноват? Сверкнула красная подкладка, швейцар даже зажмурился.

— Виноват, ваше превосходительство… Сюда ли вам? Может, изволили нечаянно ошибиться.

— Рад бы ошибиться, голубчик, — снисходительно бросил генерал. — Сын мой тут на излечении, поручик.

Больных из числа военных здесь было много.

— Надобно пропуск из конторы-с. Не положено в эти часы-с.

— Что?! — побагровел высокий чин. — Алексей мой повредился в уме на войне, а вы тут устроили какие-то часы? Прочь с дороги!

А тут еще ввалился с чемоданами денщик, и сразу же наследил сапожищами на паркете. Шепчет швейцару на ухо:

— Полегше, старина… Мой как разойдется — удержу нет! Словно Порт-Артур у япошек отбивает. Лучше пособи мне!

— Зачем больным сундуки? — растерялся швейцар и сам перешел на шепот: — У них есть все, что надобно и положено.

По широкой лестнице уже спускалась фельдшерица Базлова. Пока она разговаривала с генералом, денщик вразумлял швейцара:

— Не в казенные палаты идем, а в платный пансионец для господ. У их благородия отдельная комната. Потому как герой. Чемоданы чижолые? Так ведь в них посуды много… Наш поручик как войдет в раж — подавай ему для полного успокоения побольше тарелок. Бьет их вовсю, только звон по фатере идет… Любит звуки громкие! Понял?

— Понял-то понял, а все же…

Но Базлова сказала:

— Пропусти, Кузьмич, в виде исключения.