Человек с горящим сердцем

Но тут все в голове Федора затуманилось, и сон властно одолел его.

ВЕРБНАЯ СУББОТА НА КЛАДБИЩЕ

Теплая, насыщенная запахами робкой еще зелени и согретой солнцем земли, весна как бы призывала подпольщиков вынести свои сходки из прокуренных комнатушек под открытое небо.

Там зелень и простор, там воздух свежий да и природа радует взор. Наконец, там безопаснее и можно собрать побольше людей.

Первую массовку наметили в пригородной Покотиловке, но Яков Фомич присоветовал более удобное:

— В эту субботу канун вербного воскресенья, и в церкви Кирилла и Мефодия на нашем кладбище будет великая вечерня. На ярмарке не бывает столь народищу! Вот тут-то и собраться за могилами в овраге.

Федор обнял кузнеца за плечи. Приобщается старый к подполью! Лучше не придумать — массовка под видом прихожан.

Настала суббота. Революционеры и сочувствующие им шли на кладбище через ворота в потоке верующих. Празднично одетые прихожане несли пучки вербы. С веточками, усеянными мохнатыми почками, шли и подпольщики. В небольшой церкви душно, пахнет воском и ладаном. Священник гнусавит псалмы. Его изредка прерывает стройный хор клирошан.

За высоким паникадилом с горящими свечами стоит Фомич в сатиновой сорочке, выпущенной из-под пиджака. Его новые сапоги начищены до блеска. Голова Забайрачного напомажена, борода расчесана. Рядом Дуня в накрахмаленном ситцевом платье — красивая, с опущенными большими ресницами.

Участники массовки на минутку заглядывали в церковь и тотчас же выходили. Уже смеркалось, и все спешили к месту, охраняемому патрульными.

Федор и Шура Мечникова явились в церковь, когда дьякон уже возгласил ектенью. Губы Фомича шевелились. Слово в слово повторяя молитву, он добавлял и свою горячую просьбу:

— Ниспошли нам, о боже, вечера — совершенна, мирна и безгрешна. Рцем вси от всея души и от всего помышления нашего рцем…

Тронув Шурочку за рукав, Федор показал ей глазами на кузнеца:

— Не мужик, а кремень. А то, что в бога верит… Скоро с него слетит эта шелуха.

По строгому лицу Мечниковой пробежала тень. Федор просто влюблен в своих подопечных, верит каждому рабочему. А этот кузнец с виду купчик или мужицкий мироед. Из таких черпают пополнение черносотенцы.

Федор усмехнулся. Показать бы ей еще толстого Щербака!

Увидев Федора со спутницей, Дуня вздохнула и сникла.

Возле храма и в полутемных аллеях кладбища гулял народ. Не все поместились в церкви. А молодежь и вовсе не хочет слушать службу.

«Действительно, — подумал Федор, — разберись-ка тут, кто сходочник, а кто благонамеренный прихожанин».

Торопливо зашагали они в глубь кладбища и там наткнулись на Мишу Лазько. Патрульный для порядка спросил:

— Вурдалаков не боитесь? Сказывают — бродят тут…

— Бог не выдаст, свинья не съест, — ответил Федор на пароль. — Все в порядке, Миша?

— Да. Посты с ракетами — у магазина Жевержеева за Балашовским переездом и у завода. Народ в балочке между православным и иноверческим кладбищами.

В неглубоком овражке уже больше сотни людей. Сходку открыли не мешкая, чтобы окончить ее до завершения в церкви службы и выйти на улицу с толпой верующих. Фомич подаст знак Дуне, что вечерня на исходе, а Дуня сообщит об этом патрульному Феде Табачникову на паперти, а тот по цепочке постовых — массовке.

Митинг шумел. «Впередовцы» призывали рабочих готовиться к празднику Первого мая, к решительной схватке с царизмом, ослабленным войной, а меньшевики остерегали от восстания. Артем, как всегда, говорил о самом важном, что волновало всех. Меньшевики притихли. С таким оратором лучше не связываться… Все забыли о полиции, о том, что собрание незаконное. Никто не подозревал, что среди них затаился предатель.

Шел десятый час, служба в церкви была в самом разгаре. Фомич слушал попа и следил за очередностью песнопений.

В это время у магазина Жевержеева взвилась ракета Саши Васильева. Он сигналил об опасности — показались казаки. Они вихрем летели по Петинской к заводу, за которым находилось кладбище. Подковы лошадей высекали из булыжника искры.

На посту у проходной паровозостроительного стоял Володя Кожемякин. Увидев ракету Васильева, а затем и чубатых палачей, Володя дрожащими руками поджег пиротехническое произведение Химика. Ракета взметнулась, но не в зенит, а пошла низко и косо, в сторону от кладбища. Поторопился… Вот горе-то какое!

Кожемякин кинулся по улице, но добежать к воротам кладбища не успел. Хорунжий на всем скаку вытянул парня нагайкой по голове, и тот покатился под копыта лошадей.

Полусотня лихо осадила коней у самой церковной паперти.

Ни участники сходки, а тем более Федя Табачников, стоявший на паперти спиной к улице, не заметили ракет. Федя напряженно вглядывался в глубину храма, затянутую сизой пеленой ладана, сквозь которую мерцали язычки восковых свечей. Дуня не показывалась.

А Фомич не тревожился. Время есть! Служба шла по издавна заведенному уставу.

Но вот Забайрачный услышал за спиной сдержанный говор и недоуменно обернулся. Кто осмелился нарушить церковное благолепие?