- Это, извините, всё слова, - с прохладцей заговорил Олег. Обращался ко всем и к каждому в отдельности он до сих пор на 'вы', отчего-то звучало это ещё более неродственно, ещё более жутковато, чем если бы он всем тыкал. - Слова и абстрактные рассуждения. Которые далеки от правды жизни. А правда жизни знаете в чём? В том, что прямо сейчас русский мир в опасности. И на русской земле - русской, подчёркиваю! - гибнут русские люди! И церковь своей позицией могла бы защитить идею Русского мира. А вместо того знаете что она делает? То есть отчего 'она' - мы делаем, мы все? Мы уподобляемся фигуре на картине, которую нам показал отец, виноват, брат Евгений. Пилата, Пилата, не Христа!
Максим пожал плечами.
- Я не претендую на истину, - ответил он. - Здесь, думаю, никто не претендует на истину, по понятным причинам. И не надо на нас давить авторитетом и пафосом народности... народничества... чёрт! ('Чёрта' предпочёл никто не заметить.) Я не понимаю: что, православие существует только для Русского мира?
- Да, - ответил Олег с изумлением, будто поражённый, что кто-то вообще может задавать этот вопрос. - Да, да, да! Это - способ выживания нации, причём один из способов! Это - идеологический хребет, причём один из хребтов, вроде ленинизма, вроде Победы, вроде всего прочего, что позволило нам выжить в истории! А если оно не служит таким хребтом - на кой оно вообще нужно?
- Я, конечно, ничего не понимаю, - неожиданно заговорила Лиза. - Я на фоне всех вас - человечек маленький, глупый и непросвещённый. Но всё-таки: может быть, мы хотя бы здесь обойдёмся без политики?
- Не обойдёмся, - буркнул Максим. - Мой день, четверг, посвящён 'православию и политике'.
- Но хотя бы до четверга? Эту политику, это братоубийство и без того льют нам на голову каждый день, страшно это смотреть и слушать! Какой-то кровавый цирк, про который мы все устали ждать, когда он закончится! Я девочка, в конце концов, я не хочу каждый день начинать как героини повести Бориса Васильева: пятеро девчат против шестнадцати немцев! Я хочу...
- '...Кружевные трусики и в ЕС', - закончил Олег без тени улыбки.
- Что? - испугалась Лиза.
- Тот, кто не интересуется политикой, - сентенциозно изрёк брат Евгений, - должен быть готов к тому, что политика будет интересоваться им.
- Верно, - подтвердил Олег. - А от себя добавлю, что такой подход к событиям возле наших границ и внутри наших исторических границ - это подход страуса, который прячет голову в песок.
- Это я, значит, страус? - обиделась, наконец, Лиза по всей совокупности: и за 'страуса', и за 'кружевные трусики'. - Ну, спасибо! Отчего разу не курица? Ко-ко-ко!
- Друзья и коллеги, совсем не обязательно переходить на личности, - пробормотал Артур.
- Проблема разделяется на несколько, - снова заговорил Максим, обращаясь ко всем тоном терпеливого учителя, который объясняет очевидное непослушным детям. - С одной стороны, православие должно развиваться и идти в те регионы, в которых его никогда не было, в условную Камбоджу, скажем так. То, что называется миссионерством, усилий к которому, видимо, прилагается недостаточно, и мы можем это отразить в итоговых пожеланиях. С другой стороны, православие должно сохранить себя в условном 'русском мире', там, где поднимают голову всякие филареты и прочие неприятные персонажи. Это две проблемы...
- А вы знаете, что говорил отец Павел Флоренский по этому поводу? - внезапно спросил Сергей Коваленко.
- Нет! - ответил Максим честно и с некоторым испугом.
- Он говорил буквально следующее: 'Прежде чем учреждать миссию для инородцев, нужно учредить её для студентов духовных академий', - пояснил писатель с весёлыми огоньками в глазах.
- Как отлично сказано, - пробормотала Лиза. Никто больше не пожелал комментировать слова русского религиозного философа.
- ...Две проблемы, и решать их нужно по отдельности, - вновь ухватил председатель нить разговора.
- Извини, Максим, я с тобой не согласен, - мягко возразил Артур.
- В чём это? - поразился церковный староста.