Кебы сильно отстали. Многократно сворачивая за угол, они потеряли беглеца из виду и, добравшись до Эрлс– Корта, не смогли проехать сквозь толпу, окружавшую слона, который колыхался и пыхтел, как все бесформенные твари. Воскресенья на спине не было.
– Куда он девался? – спросил Сайм, спрыгнув на землю.
– Он вбежал на выставку, сэр! – ответил служащий, еще не очнувшийся от удивления. И обиженно прибавил: – Странный джентльмен, сэр. Попросил подержать лошадку и дал мне вот это.
И он протянул сложенный листок, на котором было написано:
«Секретарю Центрального Совета анархистов».
Секретарь с отвращением развернул записку и увидел такие стихи:
– Да как же вы его пустили? – крикнул Секретарь. – Разве к вам приезжают на бешеных слонах? Разве…
– Смотрите! – закричал Сайм. – Смотрите туда!
– Куда? – сердито спросил Секретарь.
– На воздушный шар! – не унимался Сайм, показывая куда-то вверх.
– Зачем мне на него смотреть? – сказал Секретарь. – Что в нем такого?
– Не столько в нем, сколько на нем, – отвечал Сайм.
Все взглянули туда, где только что, словно детский шарик, парил огромный шар. Веревка порвалась, и шар уплывал прочь с легкостью мыльного пузыря.
– А, черт! – закричал Секретарь. – Он и туда влез! – И бывший Понедельник погрозил кулаком небу.
Когда шар, подхваченный случайным ветром, пролетал над сыщиками, они увидели большую голову Председателя, благодушно созерцавшего их.
– О, Господи! – проговорил профессор с той старческой медлительностью, от которой не мог избавиться, как и от седой бороды и от серой кожи. – О, Господи милостивый! Мне показалось, будто что-то упало мне на шляпу.
Он снял дрожащей рукой клочок смятой бумаги, рассеянно его развернул и увидел, что там написано:
«Ваша красота не оставила меня равнодушным. Крохотный Подснежник».
Все помолчали, потом Сайм сказал, покусывая бородку:
– Нет, я не сдаюсь. Где-нибудь эта мерзкая штука спустится. Идемте за ней.
Глава XIV
Шестеро мудрецов
По зеленым лугам, продираясь сквозь цветущие изгороди, милях в пяти от Лондона шли шесть сыщиков. Самый бодрый из них предложил поначалу ехать в кебах, но это было невыполнимо, поскольку упорный шар не желал лететь над дорогами, а упорные кебмены не желали следовать за шаром. И вот неутомимые, хотя и разъяренные путники продирались сквозь заросли и вязли во вспаханных полях, пока каждый из них не обрел вид, слишком жалкий даже для бродяги. Зеленые холмы Суррея видели гибель светло-серой пары, в которой Сайм ушел из Шафранного парка. Сломанная ветка прикончила цилиндр, шипы расправились с фалдами, английская грязь забрызгала даже ворот; но Сайм, безмолвно и яростно задрав голову, так что бородка торчала прямо вперед, глядел на летящий клубок, подобный при свете дня закатному облаку.
– Что ни говори, – сказал он, – а шар этот очень красив!
– Странной и редкой красотой, – подтвердил профессор. – Чтоб ему лопнуть!
– Надеюсь, он не лопнет, – сказал Булль. – Тогда старик ударится.
– Ударится! – воскликнул злопамятный профессор. – Это он-то! Попадись он мне в руки, я бы его ударил… Подснежник, видите ли!
– А я не хочу ему зла, – сказал доктор.
– Неужели вы верите ему? – с горечью спросил Секретарь. – Неужели верите, что он – наш человек из темной комнаты? Воскресенье выдаст себя за кого угодно.
– Не знаю, правда это или нет, – ответил Булль, – но я не то думал сказать. Я не хочу, чтобы он разбился, потому что…
– Да? – нетерпеливо перебил Сайм. – Потому что?..
– Потому что он сам так похож на шар, – растерянно сказал доктор. – Я не знаю, он или не он дал нам голубые карточки. Если он, это чепуха какая-то. Но я всегда любил его, хотя он и очень плохой. Любят же непослушного ребенка. Как мне объяснить вам? Любовь не мешала мне сражаться с ним. Будет ли понятней, если я скажу: мне нравилось, что он такой толстый?
– Не будет, – отвечал Секретарь.
– Нет, вот как! – воскликнул Булль. – Мне нравилось, что он такой толстый и легкий. Ну прямо как мяч! Мы представляем толстых тяжелыми, а он перепляшет эльфа. Да, вот именно! Средняя сила выразит себя в насилии, великая – в легкости. В старину рассуждали, что было бы, если бы слон прыгал, как кузнечик.
– Наш слон, – сказал Сайм, глядя вверх, – так и делает.
– Вот почему я его люблю, – продолжал доктор. – Нет, я не поклоняюсь силе, это все глупости. Но Воскресенье всегда весел, словно хочет поделиться радостной новостью. Вы заметили, так бывает весной? Природа шутит часто, но весной мы видим, что шутки ее добры. Сам я Библию не читал, но место, над которым так смеются, – сущая правда: «Что вы прыгаете, горы, как овны, и вы, холмы, как агнцы?»[26] Холмы действительно прыгают, стараются подпрыгнуть. Я люблю Воскресенье, – ах, как вам сказать? – потому что он такой прыгучий.
После долгого молчания Секретарь сказал странным, сдавленным голосом: