Пожарная машина неслась прямо на север в какие-то неведомые края. Когда она поравнялась с решеткой, осененной деревьями, шестеро сыщиков с удивлением, но и с облегчением увидели, что Председатель спрыгнул на землю. Однако, прежде чем три кеба подоспели к нему, он вскарабкался на ограду, словно огромный серый кот, и скрылся в темной листве.
Сайм остановил кебмена, выскочил и бросился к решетке. Он уже перебросил через нее ногу, и соратники его лезли наверх, когда он обратил к ним лицо, бледное в тени деревьев.
– Что тут такое? – спросил он. – Неужели он здесь живет? Кажется, я слышал, что у него есть дом на северных окраинах Лондона.
– Если живет, тем лучше для нас, – сказал Секретарь, ища подходящую дыру в узоре ограды. – Застанем его дома.
– Нет, не в том дело, – сказал Сайм, мучительно хмурясь. – Я слышу жуткие звуки. Там кто-то хохочет, чихает, сморкается…
– Собаки, я думаю, – сказал Секретарь.
– Вы уж скажите – тараканы! – крикнул Сайм. – Улитки! Цветы!
Из чащи деревьев донесся протяжный рев – глухой, леденящий рев, похожий на рыдание.
– У него не может быть обыкновенных собак, – проговорил Гоголь и вздрогнул.
Сайм уже соскочил в парк и стоял, терпеливо прислушиваясь.
– Ну, слышите? – сказал он. – Собака это? Могут быть такие собаки?
Они услышали хриплый визг, словно кто-то стонал и верещал от боли, потом могучий, носовой, поистине трубный звук.
– Да это ад какой-то! – сказал Секретарь. – Что ж, пойду в ад… – И он перемахнул через ограду.
Перелезли и остальные. Продираясь сквозь путаницу кустов, они вышли на дорожку, ничего не видя. Вдруг доктор Булль всплеснул руками.
– Ослы вы ослы! – воскликнул он. – Это не ад, это сад. Зоологический.
Пока они оглядывались, нет ли где их дичайшего зверя, по дорожке опрометью промчались сторож и человек в штатском.
– Был он здесь? – задыхаясь, спросил сторож.
– Кто? – спросил Сайм.
– Слон! – воскликнул сторож. – Слон взбесился…
– Утащил на себе джентльмена, – подхватил человек в штатском. – Несчастного седого старика.
– Какой он, этот старик? – с большим интересом спросил Сайм.
– Очень высокий, очень толстый, в светло-сером костюме, – ответил сторож.
– Ну, – откликнулся Сайм, – если он толстый, высокий, в светло-сером, это не слон его утащил. Это он утащил слона. Не родился еще тот слон, с которым он сбежит против своей воли. А вот и они!
Сомнений в этом не было. Ярдов за двести прямо по траве несся огромный слон, вытянув хобот, и трубил во всю свою мочь, как трубы Страшного суда. На спине его сидел Воскресенье, невозмутимый и величавый, как султан, но погонявший несчастного зверя чем-то острым.
– Остановите его! – кричала публика. – Он выскочит в ворота!
– Скорее обвал остановишь, – сказал сторож. – Уже выскочил.
Он еще говорил, когда, судя по крикам и треску, огромный серый слон и впрямь вылетел из сада и помчался по Олбэни-стрит, словно быстроходный омнибус.
– Господи Боже! – воскликнул Булль. – Никогда не думал, что слон может бегать так быстро. Придется опять взять кебы, а то мы его упустим.
Пока они бежали к воротам, Сайм замечал краем глаза клетки, в которых находились чрезвычайно странные существа. Позже он удивлялся, что разглядел их так отчетливо. В особенности запомнились ему пеликаны с нелепым отвислым зобом. Почему, думал он на бегу, пеликана считают символом милосердия? Не потому ли, что лишь милосердие поможет найти в нем красоту? Еще ему запал в память клюворог – огромный желтый клюв, к которому прикреплена небольшая птица. Все эти создания усиливали странное, очень живое чувство: ему казалось, что природа непрестанно и непонятно шутит. Воскресенье сказал им, что они поймут его, когда поймут звезды. Сайм спрашивал себя, способны ли даже архангелы понять клюворога.
Шестеро злополучных сыщиков вскочили в кебы и поскакали за слоном. На сей раз Воскресенье не оглядывался, но его широкая безучастная спина бесила их еще больше, чем прежние насмешки. Подъезжая к Бейкер-стрит, он что-то подбросил, и предмет этот упал, когда мимо него проезжал третий кеб. Повинуясь слабой надежде, Гоголь остановил возницу и поднял довольно объемистый пакет, адресованный ему. Состоял пакет из тридцати трех бумажек, а внутри лежала записка:
«Искомое слово, полагаю, будет „розовый“.
Человек, носивший некогда имя Гоголь, ничего не сказал, но ноги его и руки нервно дернулись, словно он пришпорил коня.
Минуя улицу за улицей, квартал за кварталом, неслось живое чудо – скачущий слон. Люди глядели из окон, кареты шарахались в стороны. Три кеба неслись за ним, вызывая весьма нездоровое любопытство, пока зрители не сочли, что все это – просто странное шествие или реклама цирка. Неслись они с дикой скоростью, пространство сокращалось, и Сайм увидел Альберт-холл[25], когда думал, что они еще в Паддингтоне. На пустых аристократических улицах Южного Кенсингтона слон развернулся во всю силу, направляясь к тому пятну на горизонте, которое было одним из аттракционов Эрлс-Корта. Колесо становилось все ближе, пока не заполнило собою неба, словно кольцо созвездий.