Человек, которого не существует

Лизу в это утро собирали замуж. За этого самого с косами из подмышек. От этого у девицы было холодно и скорбно на душе. Про князя говорили в Европе многое. И что он якобы сосет кровь юных красавиц. И что ест человеческое мясо, спаривается с козами и кабанами. Разговаривает с мертвыми и спит кверху ногами, привязанный к балке под крышей своего боевого шатра. Ходит с кошкой и крысой на плече.

Возможно, все это были предрассудки. Но вот что было чистой правдой, так это то, что каждый год для него собирали лучших невест со всех предместий и округ. Каждый год их было от трех до двенадцати красавиц, а то и значительно больше. Отцы благословляли своих девственных дочерей и на подводах увозили в далекую горную заброшенную часть Трансильвании. В наши просвещенные дни эти места редко кто так именует. Теперь это более Румынское государство, нежели Валахия или Трансильвания. Хотя и старые названия были более красивы в звучании.

Юных невест увозили туда. Более о них вестей не было. Зачем ему было столько жен? Или он действительно питался их телами и пил их кровь? Лиза этого не знала. Как и того, зачем папенька решился отправить ее замуж за это непонятное чудовище?! Россия не входила в ту часть предместий, с которой собирались невесты, и это тем более было странным. От этого бежать в спальню отца не хотелось вовсе.

В комнату вошла старуха нянька, Параскева Леонтьевна. Маленькая, чуть сгорбленная женщина в плотной стеганной фуфайке, простом фартуке и юбках до пят.  Поклонилась молодой графине в пол, поправила платок на голове и перекрестилась.

– Почто, хухря неумытая, не идешь будить батька? Нюни распустила, кофею не откушиваешь? – строго спросила она, начав заправлять постель. Говор у нее был деревенский, косноязычный.

– Чего там я не видела в тех замужествах? Да и аппетита нет нянечка. – Ответила Лиза вопросом на вопрос.

– Ешь, пока рот свеж, а завянет – и кобель не заглянет. Наше дело телячье, – кряхтела нянька, расправляя перину, – обоссаться и стоять. Меня вона в девичестве матка взяла и в стойло к кузнецу моему поставила. Кто заспрашал разве, надь оно мне или нет?! Я сидела кукол из соломы вязала да в лопухах срала. А оно вишь как. А опосля я ужо Ваньку родила. Прямо под телегой на уборочной и рожала. Помню верещу как свинья резана, а бабы мне ноги держат и приговаривают: знать не ори гадина, бог терпел и нам велел. Остальных ребятишек я молча рожала. Как кошка, у кажном годе по сыночку выплевывала. А кузнец-то мой охочий был до сахарницы. Но и по девкам ходок! А мне шо? Ежели он лишной разок где свою оглоблю пристроит, так и мне спокойнее спится. А то залезет коняка, и щакотится бородой по грудям усю ночь, и елозит как не в себе. Расковыряет мне и тама, и тама, да так что в туалет сходить боязно. Потом хоронилась от него вечерами. А он выкушает четверть и ходит по двору и зыркает своими глазищами, да дрын свой поглаживает. Ходить и ореть: «А ну, сука, иди сюда, стервь, я вот тебе заправлю».

– Глупа ты, как я погляжу, – обижено сказала Лиза и отвернулась к окну, надув губки, – в чем тогда счастье женское заключается, не пойму? Что же ты не могла убежать от всего этого, что ли?

– А как прихериться-то, ягодка моя? – Старуха всплеснула руками и заохала. – От одного сбежишь, так мало что сраму, так ведь к другому пристроят. Баба же для того дана, пока рожать годна. А от беды у нас беды не ищут. Дак и человек он был дрочёный, кузнечил редко умеючи. Знаёшь, каки розы вычугунивал, как в городе мамзелям дарят, вот таки. – При этом нянька сложила два кулака вместе и резко растопырила пальчики в стороны. – Поняла?!

– Не впечатляет сия перспектива, – грустно констатировала услышанное Елизавета Аничкова и, спрыгнув с подоконника, скинула с себя ночные юбки и сорочку. Подойдя к большому напольному зеркалу в резной оправе из слоновой кости, она начала расчесывать свои густые длинные белоснежные пряди.

– Ух и хороша кобылка, – нянька встала, раскинув руки в стороны, – пора уже и под жеребчика.

– А ты, няня, видала того жеребчика-то? – спросила Лиза. – И зачем ему каждый год столько девушек увозят? Разве я о таком счастье мечтала? Отец, видимо, погубить меня вздумал. И участь моя предрешена.

– Ой не печалься, кровиночка, – запричитала старуха, – мы раньше, когда не знали, како решение принять, со своей стрыгой трещали. Она в народе хоть и изображается в виде гниющей принцессы с длинными кровавыми когтями, но дело верное говорит. В кажной из нас бабья стрыга сидит.

– Я думала, это причуда, которую ты мне в детстве рассказывала. А это что, не сказка, не выдумка?

– Уволь ягодка моя, – запричитала старушка, – только одно помни, часто с ней гуторить не следовает. Стрыга – энто же суть твоя бабья. Ты, только спящая в тебе же, поняла? Ты ее как бы манишь из себя, и она вылазит. А ты с ней шепчешься о том, что узнать треба.

– Откуда же какая-то твоя подсознательная сущность может знать о тебе что-то, чего ты и сама не ведаешь? Не глупость ли сия забава?