Человек из раньшего времени

Эту фамилию здесь хорошо знали. Отчаянный воин и рубака, он ни перед чем не остановится в выполнении того приказа, который получит от Корнилова. Знал его и Папахин – в частях, возглавляемых генералом, ему и его товарищам не раз приходилось быть битыми в этих частях при попытках организации в них солдатских комитетов.

– Я сразу должен предупредить всех чиновников о том, что ни Крымов, ни его подчиненные не будут вмешиваться в работу государственных и городских органов и организаций. Они – только для поддержания порядка. Поймите – сейчас иначе не получится, иначе просто никак! Если сейчас мы не возьмем порядок в стране и дисциплину в армии под жесткий контроль, то все будет упущено. Уже завтра неприятель и его большевистские агенты одержат верх, и погибла Россия! Погибла обитель государственности нашей, Отчизна, Родина! Не допустим этого, друзья и братья, воспротивимся нашествию дружно, сообща, плечом к плечу!..

Снова грянули аплодисменты. Заиграл «Боже, царя храни!» Патетическая минута пробудила в сознании Бубецкого мрачные ассоциации. Слишком уж повеяло от выступавшего жандармским холодом Петропавловской крепости. Но не о себе думал Иван Андреевич – он думал о стране, которую этот рьяный генерал готов упрятать за решетку ради победы над немцами.

Кто-то дернул его сзади за рукав.

– Иван Андреевич? Александр Федорович ждет вас в дирекции.

… – Что это? Как это понимать?

– О чем Вы? – Керенский рылся в бумагах и не поднимал головы на Бубецкого. Казалось, он заметно нервничает – руки его дрожали, он был рассредоточен, бледен и потерян.

– Возвращение к старым порядкам?

– Генерал Корнилов утверждает, что это веление времени.

– Простите? А что, генерал Корнилов?..

– Извините, Иван Андреевич, но за отсутствием других предложений, я был вынужден пойти на эту меру. Иного выхода из ситуации нет – положение на фронтах Вам отлично известно. И не будем об этом.

– Хорошо, но тогда зачем Вы звали меня?

– Я прошу Вас вернуться в Бердичев. Немедленно. Видите ли, по настоянию Корнилова командующим Юго-Западным фронтом назначен генерал Деникин, а он, как Вам известно, монархист еще пуще Лавра Георгиевича. За ним нужно присмотреть, сдержать, если потребуется.

– До, но Борис Викторович…

– Товарищ Савинков останется здесь в качестве моего заместителя на посту военного и морского министра. Меня разрывает, я не могу командовать армией и всем правительством. Опыт Бориса Викторовича позволяет мне назначить его на эту должность. Да и Корнилова придется теперь держать в узде пуще прежнего…

– Слушаюсь. Я могу идти?

– Да, идите.

Когда он был уже в дверях, Керенский вдруг забормотал:

– Пусть будет то, что будет. Пусть сердце станет каменным, пусть замрут все струны веры в человека, пусть засохнут все те цветы и грёзы о человеке, над которыми сегодня, с этой кафедры говорили презрительно и их топтали. Так сам затопчу. Не будет этого. Я брошу далеко ключи от сердца, любящего людей, я буду думать только о государстве. И пусть знают, что всё, чего вы хотели и чего не было, может быть.

– Зачем тогда? – спросил Бубецкой.

Керенский ответил вопросом на вопрос:

– А как Вам кажется, что это сегодня происходит здесь?

– Судя по тому, что царского генерала несут на руках от вокзала до Большого театра, здесь происходит конце революции…

Когда Бубецкой возвратился в зал, Корнилова уже не было. На трибуне что-то кричал Милюков, но его никто не слушал. Иван Андреевич потянул Феликса за руку, и они вышли на улицу.

– Керенский приказал мне возвращаться в Бердичев. Ты со мной?

– Чувствую, что скоро здесь будет твориться что-то ужасающее. Поэтому – да.

Обратный поезд следовал необычайно долго. К утру следующего дня они продвинулись от силы километров на двести – из-за постоянных остановок.

– Что происходит? Почему постоянно останавливаемся? – спросил Бубецкой у машиниста во время одной из стоянок.

– Не можно ехать, Ваше благородие. Навстречу поезда идут срочные.

– Что за поезда? Куда?

– Известно куда. Войска в Петроград стягивают.

– Но какие войска, если Корнилов на совещании говорил только об одном корпусе да дивизии?

Машинист усмехнулся.

– Говорил-то да, но… Вот Вы бы сами, коль Вам столько власти дали, стали бы ее выбрасывать?.. Вот и Корнилов не хочет. И правильно делает, давно пора порядок навести.

– Помилуйте, какой порядок? Вы что, против революции?

– Как это – против? Я сам в феврале на баррикадах стоял.

– А что же тогда? Вы отрицаете ее завоевания и ждете, когда Корнилов с виселицей в одной руке и гаубицей в другой наведет порядок, лишив революцию жизненных сил?

– Давно пора. Уж больно заигрались.

– Так зачем же тогда Вы на баррикадах стояли?

– Все стояли и я стоял.

Ответ потряс Бубецкого. Выбросив папиросу, он вернулся в купе и не выходил из него до самого Бердичева.

Когда же его поезд прибыл в ставку, в Петроград из могилевской ставки Верховного Главнокомандующего, в которой в свое время государь встретил Февральскую революцию, в Петроград возвратился Львов. Он был фельдфебелем, связующим звеном между Керенским и Корниловым.