Человек из Назарета

Власти никак не противодействовали въезду Иисуса в Иерусалим. Легионеры, находившиеся среди встречавшей его толпы, не очень, кстати, многочисленной, ожидали яростного выступления группы еврейских бунтовщиков, которые, конечно, успели бы раскроить несколько римских голов, прежде чем были бы разбиты их собственные. К тому времени Иуда Искариот уже повсюду разнес весть о пришествии Мессии, но подал ее упрощенно — как неизбежное появление в их среде учителя, целителя или того, кто воскрешал умерших и был уже хорошо известен в Галилее. И римляне, и евреи были разочарованы, когда увидели, как в город, неловко сидя на маленьком ослике, смиренно въехал высокого роста человек, сопровождаемый одиннадцатью людьми в лохмотьях. Вскоре он спешился, и один из его спутников (это был Иаков-меньший) увел ослика и ослицу назад через городские ворота, чтобы вернуть их хозяину. Иуда Искариот восклицал:

— Это он! Устелите путь его цветами, пальмовыми листьями, вашими одеждами! Повторяйте за мной: осанна Сыну Давидову! Благословен Грядущий во имя Господне!

Толпа отвечала нерешительно — очевидно, из-за ослика и этих оборванцев. Иуда пронзительно выкрикнул:

— Разве вы не видите?! Пророчество исполняется! В Книге Исаии сказано: «Скажите дщери Сионовой: се, Царь твой грядет к тебе кроткий, сидя на ослице и молодом осле, сыне подъяремной».

Теперь некоторые воодушевились и стали выкрикивать: «Осанна!» Какие-то дети, взобравшись на пальмы, срывали ветви, которые с шелестом падали вниз. Толпа росла. Фарисеи, услышав крики «Осанна!», спрашивали, что происходит.

— Это пророк — Иисус из Назарета.

Четверо фарисеев, Елифаз, Иона, Ездра и Самуил, с угрюмо-презрительными улыбками проталкивались вперед. Под звуки флейты Фаддея ученики Иисуса подпевали Филиппу:

— Благословен Грядущий во имя Господне! Мир и слава на небесах! Пойте, пойте!

Елифаз и его спутники пытались было помешать движению этой маленькой процессии. Когда они расслышали слова песни, Елифаз сказал:

— Богохульство! Они не должны произносить таких слов.

Услыхав это, Иисус произнес:

— Если бы они молчали, закричали бы сами камни.

Всегда готовые к развлечениям, жители Иерусалима бросали пальмовые ветви и кричали «Осанна!». Иуда Искариот продолжал выкрикивать свои призывы, и все новые и новые люди присоединялись к толпе. Какой-то человек обратился к фарисеям:

— Я мог бы спеть другую песню.

— Что? Нас это не интересует, — отозвался Самуил.

— Видите ли, что не успеваете ничего? Весь мир идет за ним.

— Едва ли весь, — огрызнулся Ездра.

— Ждите. Просто ждите, — успокаивал фарисеев Елифаз.

В тот день Иисус и ученики свою работу не делали. Отбиваться от увечных, слепых и парализованных было и без того достаточно трудным делом. В какой-то момент Иисус остановился и воскликнул, обращаясь к городу:

— О Иерусалим, если бы в сей день узнал ты, что служит миру твоему! Но это сокрыто ныне от глаз твоих. Ибо придет день, когда враги твои окружат тебя, и бросят на землю тебя и детей твоих, и не оставят камня на камне за то, что не узнал ты дня посещения своего!

Пророчество это, как хорошо известно, вскоре сбылось [107].

Иуда Искариот устроил так, что Иисус с учениками остановились на постоялом дворе (он находился на горе Елеонской), где было шесть или семь комнат, там давали одеяла и были чистые полы. Им подали скромный ужин на открытом воздухе. Когда они молча смотрели на лежавший внизу город, освещенный последними лучами заходящего солнца, Иисус сказал:

— Великий город, как видите, и вы должны испытывать трепет при мысли о всех великих городах, которые услышат вас, когда придет время и меня не будет рядом с вами. Но вера — великое слово. Если есть в вас хоть крупица веры, скажите горе: «Сдвинься! Упади в море!» И гора упадет.

Ученики чувствовали усталость, даже некоторое раздражение. Фома заявил:

— Ага, ты хочешь сказать — если мы поверим, что гора упадет в море, то такое обязательно произойдет. Но я в это не верю. И никто из находящихся здесь не верит… Да и ты тоже, скажу я, при всем к тебе уважении.

— Фома, ты выпил уже три чаши вина, — заметил Петр. — Оставь немного и другим.

— Очень хочется пить. Слишком жарко.

— Выпей воды, — проворчал Петр.

— Масличная гора… — задумчиво произнес Иуда Искариот. — Помните, что оливковые ветви означают мир.

— Итак, — снова заговорил Иисус, — здесь, на исходе дня, мы должны обрести покой. Его в этом городе у нас будет довольно мало.

— Возможно, я сказал, не подумав, — начал оправдываться Фома. — Я забыл, что ты выражаешься этими самыми аллегориями, как ты их называешь.

— Завтра, Фома, никаких притч и аллегорий. И меньше слов. Сам все увидишь.

Первую свою работу в Иерусалиме Иисус выполнил рано утром, и было это у стен Храма. Он и его ученики стояли там, наблюдая бойкую торговлю жертвенными голубями: ряды лотков, увешанных плетеными клетками; насесты, к которым привязаны стонущие и воркующие птицы; испачканные голубиным пометом одежды торговцев. Иисус спросил:

— Скажи, Иуда, достаточно ли у нас денег, чтобы купить плеть?

— Плеть, учитель?