Челюскинцы

И вот на льду, далеко-далеко от земли, далеко-далеко от жилья, очутилось сто четыре человека. Дует холодный северный ветер. Кругом непроходимая ледяная пустыня…

Начальник взял список и стал делать перекличку:

— Капитан Воронин?

— Здесь!

— Радист Кренкель?

— Здесь!

— Фотограф Новицкий?

— Здесь!

— Радист Иванов?

— Здесь!

— Лётчик Бабушкин?

— Тут!

— Художник Решетников?

— Я!

— Учёный Ширшов?

— Тут!

— Алла Буйко?

— Она здесь, — отозвался отец Аллочки.

— Карина Васильева?

Мама Кариночки ответила за неё:

— Здесь она, со мной!

Всех назвал начальник, все были на месте. Только когда начальник вызвал: «Завхоз Могилевич?» — стало тихо. Никто не отозвался.

Задумались челюскинцы, опустили головы. Жалко им погибшего товарища.

О себе они не очень беспокоились. Они знали, что их спасут, на льду не оставят.

Начальник сказал:

— Товарищи полярники, поставим палатки, подберём всё, что осталось после нашего «Челюскина». Будем жить на льду до тех пор, пока не придёт помощь.

Первую ночь все спали прямо на льду, в спальных мешках — кукулях. А с утра сразу закипела работа.

Одни стали разбивать палатки. Другие вытаскивали из воды брёвна, бочки, ящики — всё, что всплывало после «Челюскина».

Аллочку с Кариночкой поместили в самую тёплую палатку.

А радист Эрнст Кренкель стал налаживать радио. Товарищи ему помогали.

Руки у всех коченели, лицо обжигало морозом, но они всё работали и работали. С большим трудом установили на льду антенну. Её свалило ветром, но радисты её снова поставили.

Потом Кренкель забрался в палатку, согнулся в три погибели, надел наушники и стал вызывать берег.

Сначала радио работало плохо. Берег не отвечал. Долго Кренкель бился, много часов. Но вот он наконец закричал:

— Товарищ Шмидт, товарищ Шмидт, радио работает!

И товарищ Шмидт послал радиограмму в Москву — правительству:

13 ФЕВРАЛЯ, В 13 ЧАСОВ 30 МИНУТ, «ЧЕЛЮСКИН» ЗАТОНУЛ,

РАЗДАВЛЕННЫЙ СЖАТИЕМ ЛЬДОВ.

Это была первая радиограмма из лагеря Шмидта.

НА ПОМОЩЬ, НА ПОМОЩЬ!

Как только в Москве получили эту телеграмму, сейчас же взялись за спасение челюскинцев. Самым главным по спасательным работам был заместитель председателя Совнаркома СССР Валериан Владимирович Куйбышев.

Он приказал:

— Послать на Север пароходы. Послать самолёты. Послать собачьи упряжки с нартами. Надо сделать всё, чтобы спасти челюскинцев!

Весь мир заговорил о людях на льдине. Все стали думать, как их спасти. Впрочем, были и такие, которые не верили в спасение. Они упорно твердили: «Челюскинцев не спасти, самолёты не долетят, лётчики разобьются. У них один выход — идти пешком по льду к земле. Слабые мужчины, женщины и дети не дойдут, замёрзнут, но зато сильные уцелеют».

Но советские люди рассуждают по-другому. И вот помчались на Север самолёты. Пошли на Север пароходы и ледоколы. Побежали собачьи упряжки. Все старались пробиться к лагерю Шмидта.

В то время я вместе со своим экипажем — вторым пилотом Конкиным, штурманом Петровым и бортмеханиками Руковским и Куровым — находился на Севере, в бухте Провидения. И вот приходит ко мне телеграмма от товарища Куйбышева:

ПРИМИТЕ ВСЕ МЕРЫ К СПАСЕНИЮ ЧЕЛЮСКИНЦЕВ.

Я не стал долго раздумывать. Сейчас же вызвал своих товарищей — Конкина, Петрова и Руковского, показал им телеграмму и сказал:

— Срочно готовьте машину, грейте моторы, полетим за челюскинцами.

Самолёт у меня был хоть и не новенький, зато большой, двухмоторный.

Мы быстро собрались и полетели.

Легко сказать — полетели. На Севере то и дело плохая погода — то пурга, то туман, то метель. Мы, лётчики, называем такую погоду нелётной. На Севере лётная погода бывает редко, особенно зимой. Но всё-таки мы полетели к самому далёкому от Москвы месту — к мысу Дежнёва. Там лежит маленькое селение с красивым названием — Уэлен. В Уэлене живут чукчи и эскимосы.

Как только мы туда прилетели, разыгралась пурга. Лететь к челюскинцам нельзя. Стали мы жить с чукчами, стали ждать лётной погоды.

Там я подружился с одним маленьким чукчей. Ему было пять лет, а он уже сам запрягал собак в нарты. Иногда он даже брал маленькое ружьё — винчестер — и отправлялся на охоту, как большой. Звали его Ильянинген.

Вот один раз Ильянинген ушёл с тремя собаками на охоту и пропал. Прошёл день — его нет! Прошёл другой — его нет!

Отец маленького чукчи выходил из кибитки, звал:

— Ильянинге-ен!

Уууу! — отзывался ветер.

Мать выбегала на мороз, кричала:

— Ильянинге-ен!

Вьююююююю! — отвечал ветер.

Я тоже выходил его искать с электрическим фонариком:

— Ильянинге-ен! Ильянинге-ен!

Ууууу! Вьюююююю! — отвечала пурга.

Пропал маленький охотник. Родители затосковали.

Вдруг залаяли собаки, и в кибитку вошёл… Ильянинген!

— Где ты был?

Оказывается, на охоте его настигла страшная пурга. Вернуться домой нельзя было. Маленький охотник не растерялся. Он закутался в шкуры, зарылся в снег, уложил рядышком собак. Намело на них большой сугроб, вот им и тепло было. Так мальчик пролежал под снегом двое суток. А как стихла пурга, он разрыл снег и вернулся.

Я спросил у него:

— Не замёрз?

— Нет, только нос немножко отморозил.

— А собаки?