Чейзер

– Подведем итог. За формирование запрещенной структуры Мак Аллертон будет наказан. Решение о его наказании будет вынесено непосредственно начальником обвиняемого в течение следующих двадцати четырех часов. Теперь касательно вас, мисс Дайкин…

Лайза сжала зубы так, что свело скулы – они накажут его. За нее.

Создатель, что она наделала?

– Так как вы не являетесь женщиной обвиняемого и не давали согласия на изменение собственной энергоструктуры посредством заклинания, Печать должна быть убрана.

«Нет, не надо…» – хотела прошептать Лайза, но горло пересохло – беззвучно открылся и закрылся рот.

– Загвоздка в том, что действие Печати можно нейтрализовать лишь одним способом – смертью одного из партнеров. Вы желаете, чтобы Мак Аллертон был приговорен к казни?

– Нет! – она выкрикнула это так резко, что голос сорвался на визг. – Нет, – проговорила уже спокойнее, чувствуя, как от нахлынувшего страха из груди пытается сбежать собственное сердце. Они шутят? Они, должно быть, шутят. Нет, только не казнь, Создатель, помилуй…

От нахлынувшей паники затошнило; Лайза едва держалась на враз ослабевших ногах, а бесстрастный представитель Комиссии продолжал вещать страшные вещи:

– Второй способ, которым можно нейтрализовать действие Печати – позволю оговориться: результат при его применении не гарантирован, – это кома. Мы можем подвергнуть обвиняемого избиению и поставить его на грань жизни и смерти, что может стать причиной ослабления действия уз. Вы согласны попробовать?

– Нет, – повторила она хрипло. – Не надо казни, избиений, комы. Оставьте эту Печать, как есть.

– Подобное невозможно. Печать запрещена к использованию, к тому же вы не давали согласия на ее установку и не являетесь женщиной обвиняемого.

Шах и мат.

Лайза понурила голову, теперь они оба чувствовали опустошающую изнуряющую разум усталость – и она, и Мак. Кто бы знал, что их первая и единственная ссора приведет к подобному исходу?

– В таком случае мы сделаем следующее: в нашем присутствии обвиняемый формально отречется от вас, что с нашей помощью и вмешательством частично прервет действие Печати, как то: вам будет позволено вступать в половые отношения с другими партнерами без угрозы для здоровья или жизни. А над тем, как убрать проступивший рисунок с вашей физической оболочки, мы будем думать. Проведем лабораторные исследования и о результатах уведомим вас дополнительно.

Впервые за все это время, Мак смотрел прямо на нее, смотрел с болью и нежностью, почти уничтоженный.

«Они хотят, чтобы я отрекся от тебя…»

«Не надо…»

«Я должен, принцесса».

«Нет, Мак…»

«Так будет правильно».

Лайзе казалось, что зал суда пропал: исчезли чужие лица, тишина, посторонние звуки, и остался лишь соединяющий двоих тоннель. Световой пассаж, оставивший все лишнее за пределами восприятия. Стук его сердца в собственных ушах, ощущение сжимающих ее холодные пальцы теплых ладоней. Родные зеленовато-коричневые глаза, мягкая грустная улыбка и рвущая сердце на части, плещущая через край сердечного котла, любовь.

«Я должен, милая…»

«Нет…»

Веки защипало от подступивших слез.

«Я с самого начала не имел права».

«Имел».

«Нет. Прости меня».

«Ты спас меня, Мак…»

Он какое-то время молчал.

«Дураки мы, да, милая?»

«О чем ты говоришь? Почему?»

Горько и обидно.

«Я просто люблю тебя».

Его шепот, казалось, раздался прямо в ушах, и Лайза почувствовала, что сейчас разрыдается.

«Я тоже люблю тебя. Слышишь?»

Он лишь мягко улыбнулся в ответ и отвернулся к окну.

Она смотрела на любимое лицо и чувствовала, что сейчас умрет прямо там.

Слышал? Он слышал, что она сказала? Он ведь должен был услышать!!!

– Мистер Аллертон, вы должны произнести, что отказываетесь от прав на эту женщину. Вслух, громко, четко.

Его мягкая, без тени веселья, улыбка, когда Мак вновь повернулся, все длилась, длилась и длилась – она зависла над ней, как тень счастливого прошлого и покрывшегося трещинами будущего. Без права на исправление совершенной ошибки.

– Да. Отказываюсь, – слова не прозвучали – бесплотно прошелестели, ничем не наполненные. Пустые, как оболочка призрака.

Представитель Комиссии покачал головой.

– Формулировка не принимается. Вы должны назвать имя и пояснить, что отказываетесь от любых прав на стоящую перед вами женщину.

Они не дались ему просто, эти слова – она запомнила это навсегда. Запомнила сквозь болезненно-гулкий стук сердца, сквозь стоящие пеленой слезы и пронзившую грудь боль.

– Я отрекаюсь от Лайзы Дайкин. От нее. И любых прав на нее.

Печать на плече медленно похолодела – так остывает тело с изъятой искрой, так стекленеют глаза покойника, неспособные более различить цвет неба.

Когда судья объявил о том, что мистер Аллертон и мисс Дайкин более не имеют права общаться и должны неукоснительно соблюдать это правило в будущем, Лайза не сумела даже отреагировать.

Онемели ноги и руки.

Онемел язык.

Онемел разум.

* * *

– Наказывай.

Мак больше не чувствовал. Не мог, не хотел, забыл как.

Наказание? Что может быть страшнее вырванной с корнем души? Заставили сказать – он сказал. Заставили разъединить узы – он разъединил.

Вот только жить дальше за него некому.