Исчезла ночь, сырость, ливень и холод, даже отчаяние отступило, осталась лишь крепнущая внутри незримая нить между двумя людьми — заклинателем и заклинаемым. Печать проявлялась и на его собственной коже в том же самом месте — слева на груди, под ключицей.
Как только ритуал завершился, рисунок на теле Лайзы, накрытый мужской ладонью, засветился — из тела в тело капля за каплей потекла энергия. Не видя и не слыша ничего вокруг, Мак полностью погрузился в это ощущение.
Его не отвлек ни хлопок двери, что раздался позже, ни чьи-то быстрые шаги, ни голос:
— Наконец-то я тебя нашел. Слушай, я бы приехал быстрее, хотел найти нашего телепортера, но ее вообще нет на Уровнях — мне экономка ответила. Пришлось самому.
Чейзер кое-как вышел из ступора; на голову капала холодная вода, стекала за воротник. Переварил смысл слов и хрипло ответил:
— Я про нее вообще не подумал. Забыл.
— Немудрено.
Доктор деловито опустился рядом на корточки и раскрыл чемоданчик; зашуршал дождевой плащ.
— Так, посмотрим, что у нас тут. — Стивен попробовал убрать ладонь Мака с груди распластанной на земле девушки, но не смог сдвинуть ее в сторону: та словно приклеилась. — Эй-эй, все, друг, теперь моя очередь! Иди в машину, погрейся, не мешай. Ты и так влил в нее больше чем достаточно, судя по тому, что я вижу. Ох, и дадут же нам %№! Насоветовал я тебе, @#! оно провались…
Матерок Лагерфельд проворчал со вздохом и со смаком.
— Все, сам я! Отодвигайся!
Аллертон с трудом заставил себя убрать ладонь с груди Лайзы — инстинктивно боялся, что сделай он это, и связь прервется, но печать продолжала светиться.
Уже из машины, выдохшийся эмоционально и физически, он увидел, как в темноте под дождем тускло засветились и руки доктора. И почти сразу же отключился.
Лайза никак не могла понять, где находится. Кто-то заботливо спрашивал ее: «Можешь сесть? В груди не болит? Согни ногу… теперь другую…» — и она пыталась кивать, поочередно подтаскивала к себе ноги, одной ладонью опиралась на чье-то плечо, а другой — на стылую землю.
— Глубоко вдохни. Нормально себя чувствуешь?
Вдох дался сложно, но без боли; кружилась голова. Темнота вокруг пахла влагой; где-то за спиной по шоссе время от времени проносились машины.
— Где я?.. Где… Что случилось? — В голове мелькали обрывки воспоминаний — страшные, отталкивающие, к ним не хотелось прикасаться: струи дождя, рев мотора, истошный визг тормозов. — Я разбилась, да? Что случилось?…
Ответить ей не успели.
Пространство вокруг озарилось: откуда-то возник слепящий глаза свет фар, послышались множественные хлопки дверей, шаги и незнакомые голоса.
— Зона 14Н, сектор Б, условия «1H1», нарушение пункта 2.2D.4 — несанкционированное формирование запрещенной энергоструктуры Древняя Печать. Пострадавшая вы? — Лайза даже не поняла, что обращаются к ней: о чем говорят эти люди? Кто они? — Проедете с нами. Вы тоже — в качестве свидетеля.
Рядом протяжно вздохнули. Зашуршала жесткая ткань дождевика; кто-то подхватил ее под руки и помог подняться с земли, а затем — сесть в машину.
— Хотя бы вылечить успел, — проворчал мужчина, до того интересовавшийся ее здоровьем; теперь он сидел рядом с ней на заднем сиденье незнакомого серебристого автомобиля, и Лайза сумела рассмотреть лицо с широкими скулами. — А то бы вообще все напрасно было. И тогда жопа. Да?
Она не ответила.
(Poets Of The Fall — Where Do We Draw The Line)
Их было трое — чем-то неуловимо похожих друг на друга людей в серебристой форме, сидящих за длинным дубовым столом. Перед каждым — папка, ручка и стакан воды. Непроницаемые лица, сложенные перед собой руки, сплетенные пальцы. Три не по-человечески ровных взгляда, три направленных сквозь нее сканера.
Пыльно.
Лайзе казалось, что в утонувшем полумраке зала с высокими потолками, несмотря на наличие вытянутых окон, в воздухе кружились пылинки. Наверное, разыгралось воображение. Просто темно, неуютно, слишком гулко. Малейший звук здесь отдавался укоризненным эхом, и от этого хотелось стоять застыв. И молчать.
Невысокая будочка-парапет, наполовину пустой стакан с водой, пить которую отчего-то не хотелось. Казалось, затхлость тогда заполнит тело, и оно станет частью общей скрипучей декорации зала суда, куда Лайзу привели почти сутки спустя.
Сутки сидения в небольшой пустой комнатке с кроватью, стулом и постоянно закрытой дверью. Сутки тишины и времени на раздумья.
Она сумела восстановить в памяти многое, но не все: собственную квартиру и слезы, что хлынули водопадом, стоило Чейзеру шагнуть за дверь, отчаяние, страх, беспросветность. То глупое решение — желание ощутить на щеках ветер, — что в итоге привело к катастрофе. Вспомнила, как насиловала железного коня, отчаянно вращая ручку газа, как юлило под колесами мокрое шоссе, как вдруг вылетела на встречку машина…
А вот дальше терялось.