Chefs d'œuvre

Если ж ты обронишь ношу,

Тихим утром — рано, рано —

Амулеты все я сброшу.

По журчащей Годавери

Я пойду, верна печали,

И к безумной баядере

Снизойдет богиня Кали!

15 ноября 1804

НА ОСТРОВЕ ПАСХИ

Раздумье знахаря-заклинателя

Лишь только закат над волнами

Погаснет огнем запоздалым,

Блуждаю один я меж вами,

Брожу по рассеченным скалам.

И вы, в стороне от дороги,

Застывши на каменной груде,

Стоите, недвижны и строги,

Немые, громадные люди.

Лица мне не видно в тумане,

По знаю, что страшно и строго.

Шепчу я слова заклинаний,

Молю неизвестного бога.

И много тревожит вопросов:

Кто создал семью великанов?

Кто высек людей из утесов,

Поставил их стражей туманов?

Мы кто? — Жалкий род без названья!

Добыча нам — малые рыбы!

Не нам превращать в изваянья

Камней твердогрудые глыбы!

Иное — могучее племя

Здесь грозно когда-то царило,

Но скрыло бегучее время

Все то, что свершилось, что было.

О прошлом никто не споет нам.

Но грозно, на каменной груде,

Стоите, в молчаньи дремотном,

Вы, страшные, древние люди!

Храня океан и утесы,

Вы немы навек, исполины!..

О, если б на наши вопросы

Вы дали ответ хоть единый!

И только, когда над волнами

Даль гаснет огнем запоздалым,

Блуждаю один я меж вами,

По древним, рассеченным скалам.

15 ноября 1895

ПРОКАЖЕННЫЙ Рисунок тушью

Прокаженный молился. Дорога

Извивалась по сдвинутым скалам;

Недалеко чернела берлога;

Были тучи стремительны; строго

Ветер выл по кустам одичалым.

Диссонанс величавых мелодий —

Дальний топот врывался нежданно.

Конь спешил, конь летел на свободе,

Был ездок неподвижен и странно

Улыбался земной непогоде.

Вылетая к угрюмой берлоге,

Шевельнулся мертвец, как в тревоге.

Конь всхрапел, на дыбы приподнялся:

В двух шагах перед ним на дороге

Прокаженного труп улыбался.

23 ноября 1894

С КОМЕТЫ

Помнишь эту пурпурную ночь?

Серебрилась на небе Земля

И Луна, ее старшая дочь.

Были явственно видны во мгле

Океаны на светлой Земле,

Цепи гор, и леса, и поля.

И в тоске мы мечтали с тобой:

Есть ли там и мечта и любовь?

Этот мир серебристо-немой

Ночь за ночью осветит; потом

Будет гаснуть на небе ночном,

И одни мы останемся вновь.

Много есть у пурпурных небес, —

О мой друг, о моя красота, —

И загадок, и тайн, и чудес.

Много мимо проходит миров,

Но напрасны вопросы веков:

Есть ли там и любовь и мечта?

16 января 1895

ХОЛМ ПОКИНУТЫХ СВЯТЫНЬ

Но, встретив Холм Покинутых Святынь…

МОЯ МЕЧТА

Моей мечте люб кругозор пустынь,

Она в степях блуждает вольной серной.

Ей чужд покой окованных рабынь,

Ей скучен путь проложенный и мерный.

Но, встретив Холм Покинутых Святынь,

Она дрожит, в тревоге суеверной,

Стоит, глядит, не шелохнет травой,

И прочь идет с поникшей головой.

23 июня 1895

ЛЬВИЦА СРЕДИ РАЗВАЛИН Гравюра

Холодная луна стоит над Насаргадой,

Прозрачным сумраком подернуты пески.

Выходит дочь царя в мечтах ночной тоски

На каменный помост — дышать ночной прохладой.

Пред ней знакомый мир: аркада за аркадой;

И башни и столпы, прозрачны и легки;

Мосты, повисшие над серебром реки;

Дома, и Бэлахрам торжественной громадой…

Царевна вся дрожит… блестят ее глаза…

Рука сжимается мучительно и гневно…

О будущих веках задумалась царевна!

И вот ей видится: ночные небеса,

Разрушенных колони немая вереница

И посреди руин — как тень пустыни — львица.

24 июня 1895

ЖРЕЦ Бронзовая статуэтка

Далекий Сириус, холодный и немой!

Из ночи в ночь надменно

Сверкаешь ты над сумрачной землей,

Царишь над бедственной вселенной.

Владыка Сириус, не внемлющий мольбам,

Непобедимый мститель!

Пред алтарем ненужный фимиам

Тебе затеплил твой служитель.

Ты чужд нам, Сириус! но твой холодный луч

Сжигает наши жатвы.

Губи меня! и отравляй! и мучь!

И отвергай с презреньем клятвы!

Тебе, о Сириус, не знающий людей,

Я возношу моленья

Среди толпы, и в хижине своей,

И в миг последний упоенья!

16 октября 1894

К МОНАХИНЕ В средние века

Ты — монахиня! лилия бога!

Ты навеки невеста Христа!

Это я постучал в ворота,

Это я у порога!

Я измучен, я весь истомлен,

Я бессилен, я мертв от желаний.

Все вокруг — как в багряном тумане,

Все вокруг — точно звон.

Выходи же! иди мне навстречу!

Я последней любви не таю!

Я безумно тебя обовью,

Дикой лаской отвечу!

И мы вздрогнем, и мы упадем,

И, рыдая, сплетемся, как змеи,

На холодном полу галереи

В полумраке ночном.

Но, под тем же таинственным звоном,

Я нащупаю горло твое,

Я сдавлю его страстно — и все

Будет кончено стоном.

26 июля 1895

В СТАРОМ ПАРИЖЕ XVII век

Холодная ночь над угрюмою Сеной,

Да месяц, блестящий в раздробленной влаге,

Да труп позабытый, обрызганный пеной.

Здесь слышала стоны и звяканья шпаги

Холодная ночь над угрюмою Сеной,

Смотрела на подвиг любви и отваги.

И месяц, блестящий в раздробленной влаге,

Дрожал, негодуя, пред низкой изменой…

И слышались стоны, и звякали шпаги.

Но труп позабытый, обрызганный пеной,

Безмолвен, недвижен в речном саркофаге.

Холодная ночь над угрюмою Сеной

Не помнит про подвиг любви и отваги,

И месяц, забыв, как дрожал пред изменой,

Безмолвен, раздроблен в речном саркофаге!

10 августа 1895

АНАТОЛИЙ В Венеции XVIII в