Чеченские рассказы

На Колмурзаева легко было писать наградной: в начале кампании он участвовал в зачистках. Кошевому я сделал упор на умелое руководство подразделением в боевых условиях, а вот с Прониным пришлось повозиться. Неприметный был солдатик, послушный, нигде не участвовал, а помогал повару на кухне, но что-то и о нём написал героическое.

Пока я расписывал не существующие подвиги солдат, Корнеев в землянке сочинял наградной на себя. Делал он это в полной секретности. Перспектива получить орден ему пришлась по душе (он не лишен был честолюбия), писал и, как школьник, закрывался от меня, но сказал:

– Посидишь тут три месяца, и тебе будет что написать.

Всё-таки я потом у него выспросил – где-то на кладбище работал снайпер, и Корнеев "выдвинулся и подавил огневую точку", то есть стрелок этот стрелять перестал, и ещё что-то там в этом роде написал тогда капитан Корнеев, по большому счету, так же, как и я в солдатских листах, из мухи раздув слона.

Такая лёгкость с награждениями, возможность и самому получить награду (даже без особенных заслуг) распаляла меня тогда. Но всё это оказалось лишь призраком, пронёсшимся по блиндажам и землянкам из какого-то высокого штаба. Не награждали нас, а ругали и наказывали. Война была работой. Нашей работой, и больше ничем – если не вдаваться в рассуждения о её бессмысленности и преступности.

Получил ли Игорь этот орден, я не знаю. Вполне мог получить (он пробивной мужик был), если подписал наградной у командира полка, а потом увёз в своё управление. Бойцы же медалей, точно, не увидели. Не нужны их наградные стали уже на следующий день, Павлёнок за ними и не приехал. Солдат в Чечне вообще редко награждали, если только на крупных операциях или раненых (и убитых – посмертно).

9

В последнюю ночь на ВОПе капитана Корнеева я, уже не помню почему, пошёл проверять посты один, без сержанта, и впервые ударил солдата, контрактника-чмошника, который улёгся на посту спать, тут же после того как я его проверил. С первого ВОПа слышались отдалённые глухие выстрелы, били из тяжёлого оружия, АГСов; связи не было.

Утром, как ужаленный, мимо нас пронёсся на бэтэре командир первого, старший лейтенант Изюмцев. Тогда уже у меня как-то нехорошо стало на душе.

Изюмцев, напуганный ночным обстрелом, выпросил в полку меня и солдат (которых так и не дождался от Корнеева со дня моего приезда). И я, получив по телефону подтверждение у Павлёнка, попрощавшись навсегда с Игорем, отправился с тягостным чувством, под злорадные ухмылки освободившихся вдруг от излишней опеки бойцов на первый ВОП, который в скором времени принял в самостоятельное командование. На этом ВОПе я нашёл солдат задёрганных мелочным и жёстким Изюмцевым, озлобленных, не понимающих никаких слов, кроме матерных, а подчиняющихся только крепкому кулаку. И я, немного помявшись, уже вовсю дубасил солдат, не хуже Корнеева, и не хуже Корнеева потом их распустил.

Однажды, когда Изюмцев ещё не уехал, к нам на первый ВОП приехал наконец ставить настоящие мины – "монки" и "озээмки" – начальник инженерной службы полка капитан Мансуров. Мы все втроем лазили по расщелине за дорогой у реки, ставили растяжки, а когда возвращались на ВОП, мимо проехал корнеевский БТР. Тёма, опершись о башню, лихо сидел на командирском месте, его белобрысые волосы развевались на ветру. "За водкой", – пронеслось у меня в голове.

– Куда это они? – недоумённо спросил Мансуров.

– В Сержень-Юрт, наверное, – ответил я.

Мансуров пришёл в ещё большее недоумение:

– Ни фига себе!.. А кто старший на броне? Этот что, белый, контрактник?..

– Срочник…

Вскоре один из ВОПов нашего батальона, прикрывавший мост через реку, сократили за недостатком людей, и его командир, мой ротный, капитан Левченко, сменил Корнеева.

Потом возмущённый Левченко рассказывал, что Корнеев умчался с ВОПа, не утруждая себя передачей вооружения и всего остального, ничего не пояснив ему о минных полях и бестолковых позициях, разбросанных по двум высотам, и с зениткой на другой стороне дороги.

***

Когда летом, после трёх с половиной месяцев командировки, я, загорелый как чёрт и обстрелянный, пил в ПВД прощальные чарки дагестанского коньяка местного разлива (с привкусом ванилина), прапорщик, бывший с Корнеевым на ВОПе с его приезда, ехидно рассказывал, что капитан был трусоват, первое время пугался каждого шороха и от выстрелов прятался в землянку, и снайпер тот на кладбище был не снайпером вовсе, и Корнеев в той истории вообще ни при чём. Я стал спорить с ним, и мы, оба пьяные и заменяющиеся, бросились друг на друга с кулаками.

Мы не проломили друг другу черепа, не свернули челюсти и носы – нас разняли.

Мечта

Должностной обязанностью майора Сосновникова было поддержание морально-психологического состояния личного состава 134-го отдельного батальона оперативного назначения. У майора был бравый вид: орденские планки, выправка и поскрипывание при ходьбе.