Ботан тут же хватается за целлофановый пакет и дёргает его у меня из рук. Ага, щас прям, размечтался. Я тяну на себя. Зря что ли меня физрук хвалил? Троих, конечно, я не одолею, но и дёшево не дамся. Сейчас, главное, джинсы не отдать. Делаю рывок и целлофан выскальзывает из клешней фальшивого заики.
Я прижимаю пакет к правому боку и чуть отворачиваюсь от наседающих кидал, закрывая собой. Наглый, стоящий слева от меня, пробивает мне в плечо. Но не сильно, пока как бы только примеряясь и демонстрируя серьёзность намерений.
Он подёргивается и приплясывает, как на шарнирах. Будто блатной боксёр на понтах.
— Ты чё борзый такой, мы тебя щас завалим, нах, — доверительно сообщает он и подаётся назад, делая короткий замах.
Только я не даю ему снова ударить и сам бью ребром ладони по горлу. Мы же на тренировках не только отвлечённо броски отрабатываем, мы готовимся к самообороне вот в таких, непростых условиях, как сейчас.
Удар, впрочем, получается слабым и попадает не туда, но Наглый, тем не менее, оказывается ненадолго отброшенным от линии соприкосновения. Правда в тот же момент Заика пробивает мне в грудь. Тоже не сильно — ему и замахнуться-то как следует некогда и негде.
Эта толкотня происходит очень быстро, моментально. Но приводит пока только к тому, что все выходят из себя, страсти вспыхивают и мгновенно возрастают до максимальных значений. Страсти и обороты мотора в груди. Вж-ж-р-р! И он заводится, как сумасшедший «Феррари». Надпочечники впрыскивают адреналин, дозу за дозой, а тот заставляет сердце стучать всё скорей и скорей.
Я будто вижу схему работы двигателя. И машиниста. Это я сам, вернее, мой ид, мой зверь, мой тёмный доктор. Он загружает в реактор радиоактивные топливные стержни и выходит из тени. Циник и фаталист, повидавший кое-что плохое в жизни. Щёлк, и в голове раздаётся электрический зудящий гул — включается световой меч.
Одновременно с этим я слышу женские восклицания:
— Немедленно прекратите! Вон милиция идёт!
Это Катя, отрешённо фиксирую я. Повторно разыгрывает полицейскую карту. Чувак в кепке щерится, обнажая блестящую жёлтую фиксу. Кажется, он из них самый матёрый. В глазах у него горит злая решимость, а в руке сияет кастет.
— Убери кастет, — говорю я.
Голос становится глухим и хриплым. Кент сплёвывает мне под ноги и… замахивается. Но как-то нерешительно и неохотно даже.
— Убери-убери, — хриплю я. — А потом вы втроём повернётесь и уйдёте отсюда. И никогда сюда не вернётесь!
Не знаю, конечно, что из этого получится. Зрительного контакта нет, как было с Арканом, да и что там с ним было, хрен его знает, товарищ майор. Но, попытка, как говаривал товарищ Берия, не пытка…
Рука с кастетом медленно, медленно, очень медленно ползёт к карману а взгляд уходит куда-то за меня.
— Быстро отсюда, чтоб я вас больше не видел! — с наездом говорит кто-то сзади.
Голос кажется знакомым, деловым, с нотками обиды.
— Иначе сейчас на кичу у меня поедете!
Шакалы отступают, и я поворачиваю голову. Ну, да, он. Хаблюк. Глаза навыкате, взгляд вызывающий. В руке красные корки.
Ну вот, на этом, собственно, инцидент заканчивается. Я, Катя, Вика и Ваня против трёх шакалов. Наша взяла. Правда остаётся неясным, кого они послушались, меня или красных корок Иван Денисовича…
— Костров! — надвигается на меня Хаблюк, когда молодые разбойники теряются из виду. — Ты чё творишь? Я же тебя предупреждал уже. Я тебе нянька что ли? Чё за херня такая? Где кипиш, там ты. Я не пойму, ты смерти ищешь что ли? Ты чего вдруг таким резким стал? Прям притягиваешь неприятности. Что там у тебя? Показывай!
Он примерно моего роста, но, в отличие от меня, пошире и с упругим пузиком.
— Давай, покажи, говорю, может, мне надо.
— Так вот, на мне смотрите, — пожимаю я плечами. — «Джексоны». Америка.
— Ну-ка повернись… Ви-и-к, ты такие хотела?
— Почти… — задумчиво говорит Вика, внимательно осматривая мою задницу.
Внимательно и придирчиво. Изучает.
— Сколько? — глядя исподлобья, спрашивает Хаблюк.
— Сто пятьдесят… — неохотно отвечаю я.
Блин, ситуация честно говоря, так себе. Стрёмная ситуация. Продавать палёные джинсы менту, да ещё и для девушки, на которую имеешь виды… И вообще… Ладно бы я теорему Ферма доказал или премию Ленинского комсомола получил, а то спекулирую на барахолке. Позорище, в общем.
— А ты крутишься, да? — не то спрашивает, не то утверждает Хаблюк. — Никогда бы не подумал. Вроде такой домашний с виду, мухи не обидишь… Ну-ну, может, не такой ты и бестолковый, как я думал.
Что⁈ Я улыбаюсь. Не потому, что получаю удовольствие от похвалы, а потому, что мне смешно. Ха, если бы я сообщил, что доказал эту самую теорему, он бы точно махнул на меня рукой и поставил жирный крест, как на бесперспективном и малоинтересном чуваке. Похерил бы и забыл. А деловая хватка, похоже, вызывает у него уважение.
— И со шпаной сцепился, не побоялся. Один против всех. Интересный ты кент… Вика, ну чё⁈ Мы целый день здесь торчать будем?
— Да, пап, хорошие. Но без примерки как я скажу…
— Бери домой, — предлагаю я. — Примеришь, посмотришь, удобно ли в них. А потом уже решишь, брать или нет.