Чебурашка

Отвечаю, усмехаюсь, поддерживаю разговор, но сегодня всё на автомате. В груди с самого утра волнение. Тук-тук, тук-тук, тук-тук. Сердце сегодня на повышенных оборотах.

Вокруг нас постепенно собирается толпа юных физкультурников.

— Не, Цеп, — резюмирует Миха, — пока не расплатишься за прошлое, тебе, кроме, как быть мешком для битья, здесь ничего не светит. Никаких ставок, никаких призовых. Кури бамбук, короче, и соси банан.

— Я вообще тогда не буду с этим глистом в обмотках биться. Много чести.

— Значит, все будут думать, что ты зассал, — усмехается Миха. — Будешь ссыклом.

— Да подавитесь, вы, — щерится он. — Отдам я ваш сраный полтинник. Козлы.

— Не полтинник уже, а соточка, — с серьёзным видом заявляет Юрик. — Пеня набежала.

— Чего⁈ Я тебе щас набегу по сраке!

Цеп пытается схватить Юрика за футболку, но тот выскальзывает.

— Цеп долг зажал! — раздаются голоса. — Цеп шаромыжник!

— Это кто щас проблеял⁈ — разъяряется тот. — Морозова, ты что ли такая умная?

— Шаромыжник! — несётся с другой стороны.

Цеп резко разворачивается, но тут воздух прорезает резкая трель свистка.

— Становись! — командует физрук, заходя в зал. — Давайте-давайте, расходитесь, а то я ваш плакат уберу сейчас. Проходим на построение, десятый «Б»!

Мы становимся в шеренгу.

— Ты чего сегодня вечером делаешь? — спрашивает у меня Миха. — Не хочешь во дворец пионеров с нами зарулить вечерком? Там музыкальный вечер, ну, дискотека, типа. Мы с биатлонистками договорились. Их трое и нам тоже третий нужен, сечёшь? Потом ко мне можно будет, у меня мать сегодня в ночь работает.

— Не, не получится, сорян, Миш. Мне надо тачку доделать, кровь из носу. Да и скоро бой у меня.

— Ну и чё? Ещё сколько дней до боя?

— Так два вообще-то.

— Фигня, наоборот, хорошо. Психологическая… эта…

— Разгрузка.

— Точно. Пошли, я тебе самую чёткую отдам. Она прям твоего роста, и у неё дойки сотый номер, ты понял? Я не знаю, как она на лыжах с такими буферами бегает, но…

— Зайцев, Костров, отставить разговоры! — обрывает нашу беседу физрук.

— Не, Михась, не пойду… Точно не смогу я. Не до того сегодня.

Ни на какую дискотеку я не иду. Какая там дискотека к херам! Я, конечно, виду не подаю, но сегодня с самого утра страшно мандражирую. На самом деле, беспокоиться не о чем. Ну… ничего ведь сложного, просто задержать родителей на несколько минут и всё.

И та злополучная машина проедет мимо. Они не будут перебегать на жёлтый свет, а водитель не ударит по тормозам, его не занесёт и он не вылетит прямо на моих маму и папу. Он просто проедет мимо и никто не узнает, кто он и куда едет.

Впрочем, этого и так никто и никогда не узнал, потому что он не остановился, а притопил газ и унёсся в неизвестно направлении…

После школы, пообедав, я на самом деле, как и сказал Мишке, иду в гараж. Мне действительно надо закончить со своим пиратским фрегатом «Чебурашкой». Там чуть-чуть осталось. Правда карты, с указанием места, где спрятаны сокровища, я так и не нашёл, но машину нужно от греха убрать, а то не ровён час, на горизонте появится Парус.

Белеет, как говорится, парус одинокий, хотя мне больше нравится другое — парус, порвали парус, и я совсем не каюсь… На всякий пожарный я договорился с отцом, что мы отвезём Чебурашку на некоторое время на завод, в цех к его товарищу.

Полностью, конечно, машину я пока не доделал. С обшивкой пола, потолка и дверей будет та ещё песня, но ездить уже можно. Вот и поедем. Завтра с самого утра. На первый урок не пойду, уже отпросился у физички.

Она сначала отпускать не хотела, но приняв во внимание мои резко возросшие за последнее время показатели, решила, что стоматолог — это довольно уважительная причина.

Я выглядываю из гаража, осматриваюсь. Всё вроде спокойно, посторонних не видно. Снег идёт, ветра нет. Крупные хлопья падают сплошной стеной заметая на глазах прочищенную дорожку. За ночь так наметёт, что и не проехать будет. Придётся завтра хорошенько помахать лопатой вместо зарядки. У Валентина дверь приоткрыта и горит свет.

Я закрываю гараж и заглядываю к нему.

— Здрасьте, дядя Валя.

— Здорово, коли не шутишь.

Он пилит напильником железяку, зажатую в тисках.

— Трудитесь?

— Часик побуду ещё, да домой пойду. Надо тут кое-чё доделать. А ты всё уже?

— Ага.

— Ну, давай, — говорит он, поворачиваясь ко мне и вытирая лоб тыльной стороной руки. — Сейчас ехал на машине, то ещё удовольствие. Снегу по уши намело. Хорошо, у кого «Нива». Да и на Чебурашке твоём тоже хорошо. А моя ласточка похуже справляется. Но тут от умения зависит, подмигивает он.

Я засовываю руки в карманы пальто и иду к дому. Иду медленно, шагаю по свежему пушистому снегу, оставляя глубокие следы. Сейчас уже вечер, но от снега делается светло. Огромные снежинки беспорядочно мечутся и вьются в луче фонаря, а лавочки и машины обрастают мохнатыми белыми шапками и превращаются в сугробы. Кайфовая погода. И всё бы хорошо, только я волнуюсь…

Дворник отчаянно скребёт дорогу, но снег тут же делает его работу напрасной. Я останавливаюсь, задираю голову и смотрю на светящееся окно кухни. О! Там мама. Увидев, что я поднял голову, она машет рукой.