Чаткальский тигр

Поглощенный созерцанием, Хайрушка не заметил, как приблизились девушки. Смутился, отошел к другой картине, делая вид, что «Купальщицей» заинтересован ничуть не более, чем другими полотнами.

Таманно поведала Гулгун занятную историю «Купальщицы». Когда в Ташкенте утвердилась Советская власть, князь и его приближенные улепетнули из города. Видимо, из того, что имелось во дворце, князь более всего дорожил этой картиной. Вывезти ее не смог и решил спрятать, надеясь возвратиться. Картину вставили в огромную нишу, заложили кирпичами и замуровали…

Нашли ее случайно, уже в конце двадцатых годов.

Таманно отошла к другой картине. А Гулгун все стояла и стояла перед «Купальщицей». Хайрушка украдкой наблюдал за нею. «Одна красавица любуется другой, — подумал он. — Наверно, и ты столь же прекрасна. А может, и лучше…»

Этот день остался в памяти Таманно и Гулгун как один из самых счастливых. Они не раз напоминали друг дружке: «А помнишь, как в тот счастливый день…» Или: «Это было незадолго до того счастливого дня…»

Спустя неделю Хайрушка постучался к девушкам, зашел к ним в комнату и попросил напоить чаем. Гулгун сидела за журнальным столиком и читала конспекты. Она с готовностью вскочила с кресла, опередив Таманно, которая возлежала на кровати и, слюнявя палец, переворачивала страницы журнала мод.

— Сейчас! — сказала Гулгун и поспешила на кухню.

Хайрушке за его внимание и доброту, за то, что не отделяет ее от своих сестер, она готова не только заварить и подать чай, но и туфли чистить, и гладить брюки, стирать…

Когда Гулгун вышла из комнаты, на кровать рядом с Таманно упал увесистый сверток.

— Что это? — спросила Таманно, отрываясь от журнала.

— Хонатлас.

— И… кому же?

— Обеим.

— Эй, акаджон, опомнитесь. Что это значит? — сощурилась Таманно.

— Тебя не касается. Покажи, пусть выберет. Второй отрез — тебе. Только, чур, матери ни слова. Поняла? А то смотри мне.

— Гулгун же замужем, вы забыли? Она чужая жена, чужая невестка. Ее муж, Караджан-ака, на Чарваке вместе с нашим отцом работает. И верит нам, потому и согласился, чтобы жена у нас пожила… Подарили духи, туфли — и на том спасибо. Делать дорогие подарки чужой жене — неприлично. Я расскажу маме!

— Тогда отдавай обратно, — он приблизился к сестре и протянул руку.

Но Таманно с ловкостью кошки схватила сверток и спрятала за спину. Бумага распалась, и ей на колени, на пол хлынул золотистый, переливающийся всеми цветами шелковый поток.

— Коль принесли, назад уже не получите! — сказала Таманно, поспешно сворачивая оба отреза.

— Ты же собираешься продать меня!

— Ладно уж, не скажу. Рано или поздно сама узнает.

— Вот как? Сама?.. — усмехнулся Хайрушка. — В таком случае отдавай! Подарю тому, кто оценит.

— Фигушки! Вот еще!..

— Значит, отдашь отрез… ей? — Хайрушка показал глазами на дверь.

— Отдам, — буркнула Таманно, любуясь материей.

— Знаешь, сестрица… Намекни, что она мне очень нравится.

— И не думайте! Выбросьте из башки! Да она, если догадается, тотчас уйдет от нас, уж поверьте! Она не из таких, с какими вы привыкли иметь дело. Гулгун и ее муж любят друг друга! Вам это ясно? И не усмехайтесь. Может, вам этого не понять. Но не встревайте между ними. А станете приставать — уйдет! Мы окажемся в неловком положении…

— Куда она уйдет?.. — осклабился Хайрушка. — Не будет же из своего Сиджака ездить в институт…

За дверью послышались торопливые шаги, и разговор оборвался.

— Я все приготовила в столовой, — входя, сказала Гулгун. — Заварила свежий чай.

— Благодарю, — буркнул Хайрушка и вышел из комнаты.

Глаза Гулгун блеснули, задержавшись на Таманно, потонувшей до пояса в золотистых волнах хонатласа.

— Брат принес? Красотища-то какая!

— Он… Смотри, как переливается. Нам обеим по отрезу, — с деланным равнодушием проговорила Таманно, не поднимая глаз.

— Мне-то зачем? — смутилась Гулгун. Ее улыбка померкла. — Я и так вам задолжала.

— Мое дело маленькое. Поручено вот этот отрез тебе передать. Президент повелел — я исполняю. Для него ты и я — равны. Вот и решил порадовать обеих.

— Нет, что ты. Ты — сестра…

— А ты, видать, приворожила его. Он же у нас чокнутый малость. Если понравится кто, ради него готов в доску разбиться, лишь бы угодить. Да что там кривить душой… — Таманно отвела бегающий взгляд в сторону. — Ты ему, оказывается, нравишься…

— Как это понять? — Гулгун покраснела и в упор взглянула на Таманно. — Тебе не кажется, что ты меня ставишь в неловкое положение? Что будет, если о том, что ты сказала, узнает Караджан-ака? Про туфли я ему скажу, мы заплатим. А об этом…

— Об этом лучше помалкивать, подружка! У Хайрушки сегодня одно в голове, завтра другое. Во всяком случае, этот атлас мне, а этот — тебе. Я беру. А ты — как хочешь.

— Мне не нужно.

Давая понять, что говорить об этом больше не хочет, Гулгун села в кресло и открыла конспекты.