Часы (СИ)

На противоположном берегу показался мерцающий желтый огонек - капитано охраны давал знак, что все хорошо, прислуга с чанами и большая часть охраны уже прошла по мосту, и теперь может переправляться на ту сторону воровская знать.

Велвор решительно ступил на мост первым и быстрым бесшумным шагом пошел по неровным каменным плитам к этому мерцающему огню. "Прямо морской маяк,- думал он, всматриваясь в мерцающий огонек капитано охраны,- а внизу бушующее зеленое море, а за морем лежат голодные отверженные, и я несу им праздничное угощение, а дальше площадка с которой меня когда-нибудь уронят вниз, а нынешняя жизнь - дрянь, а современные воры - мерзавцы".

Переход через мост прошел на удивление легко и быстро, даже подвесные воровские мостики почти не качались, и ни одно гнилое бревно не лопнуло под ногами и не обрушилось вниз, а на том берегу Велвора уже ждала вся его челядь и два смотрителя Мыса Отверженных - ворики Жикич и Кего. Или Кекич и Жиго, Велвор уже не помнил какие имена носят эти разжиревшие до полного воровского неприличия мерзавцы. Это были абсолютно бесталанные воры, да еще к тому же и глупые, но наделенные хорошей здоровой телесностью (воровская служба на Мысе Отверженных почему-то считалась в воровской среде тяжелой и трудной). Разжирели они, конечно, не просто так, а на той скудной пище, которая поступала на Мыс Отверженных от всего воровского сообщества (а на самом деле лично от него - Велвора, да еще от пары-тройки воровских благотворителей из высшей воровской знати). Выше должности смотрителя этим ворикам ничего не светило все равно, но судя по всему, это обстоятельство их мало расстраивало. Выглядели смотрители хотя и бледными, но очень довольными и сытыми, а низкие лбы, заплывшие салом глазки и давно небритые двойные подбородки это ощущение общего довольства словно бы еще усиливали и подчеркивали. Велвору даже показалось, что Жикич и Кего вот-вот начнут сыто рыгать прямо ему в лицо, что вызвало у него быструю как рябь на воде гримасу отвращения и презрения. Он и сам уже почувствовал сильный рвотный спазм, который чуть не превратил встречу со смотрителями Мыса Отверженных в безобразную сцену, но тут Жикич и Кего, словно бы почувствовав неладное синхронно согнулись в низком поклоне.

- Как дела на Мысе?- сдавленно и быстро спросил Велвор, быстро прикладывая к лицу надушенный кружевной платок.- Еды всем хватает?

- Да-да-да,- подобострастно залопотал один из смотрителей.- Хватает. Очень хватает ваша милость.

- Вполне хватает,- хмуро подтвердил второй.- Соли бы только побольше, но только чтобы не мелкой, а чтобы крупными кусками или комьями, а то они ее под лохмотьями...

- Отверженные едой довольны?- нетерпеливо перебил его Велвор.

- Да-да. Довольны. Очень довольны,- залопотал первый смотритель причудливо изгибаясь своим толстым телом и снизу вверх заглядывая в глаза Велвора.

- Вполне довольны,- хмуро подтвердил второй.

- Ты Жикич?

- Я Кекич, Ваша Лунность. А он - Жиго.

- Ага,- Велвор сделал глубоки вдох, затягивая в себе побольше аромата изысканного одеколона и убрал платок от лица, а потом сказал так быстро, как только смог.- Ну что же. Пойдемте, посмотрим - как там дела у наших отверженных, и всего ли им хватает.

- Хватает-хватает,- синхронно замахали руками смотрители.- Даже не сомневайтесь, ваша Лунность. Всего им хватает...

Точно по центру Мыса Отверженных, беря начало прямо у моста и уходя к последней площадке, с которой отправляли в последний путь тела всех Велворов, шла мощеная относительно ровными камнями узкая дорожка, справа и слева от которой лежали тюфяки с телами еще живых отверженных. Кекич и Жиго шли впереди, что-то поясняя и сильно при этом жестикулируя, но Велвор их не слушал. Он шел следом за смотрителями и растерянно всматривался в костлявые тела, которые ровными рядами лежали на тюфяках. Зрелище такого большого количества немощных воровских тел всегда расстраивало Велвора, вышибало его из колеи и даже смущало. И не только зрелище, но еще и запах, который не смог бы перебить ни один одеколон на свете (и это несмотря на то, что значительную часть сегодняшнего праздника он провел находясь в ужасном зловонии мокрых тоннелей).