Часы от президента

Очки по-прежнему скрывали половину его лица, и как раньше ни черта за ними было не разобрать.

Выехали быстро и без сопровождения, на одной-единственной "ниве": водитель, автоматчик, Шамиль, да сам Виноградов. Почему - Владимир Александрович так и не понял, а уточнять что-то не осталось ни сил, ни желания.

Когда машина покатилась по пыльному, пустому шоссе, Владимир Александрович все же не выдержал и обернулся.

- Забыл что-то?

- Нет. К сожалению...

Дорожный знак на выезде отсутствовал.

Досадно! А Виноградов надеялся прочитать хотя бы название остающегося позади населенного пункта.

Ничего... Добраться бы до своих, а там разберемся.

Издали коттеджи смотрелись совсем по-европейски: черепица на крышах, флюгеры, красный и белый кирпич.

Просто, Швейцария какая-то. Или даже австрийские Альпы...

За одним из заборов Владимир Александрович увидел свежие штабеля досок, а чуть дальше обратил внимание на приоткрытый контейнер с импортными стеклопакетами и торчащую в небо стрелу автокрана.

Очевидно, некоторые дома ещё достраивались.

- Нравится? - Тон у Шамиля был не совсем обычный.

- Красиво.

- Да... За год появилось. Даже меньше.

- После войны? - Удивился Виноградов. И все же спросил:

- А что это вообще такое? Интересное место.

Шамиль изобразил на лице улыбку и заговорил, тщательно подбирая слово за словом.

Судя по его обьяснениям, в красивых и уютных коттеджах образцово-показательного городка жили сплошь родственники нынешнего республиканского министра финансов.

А до ввода российских войск тут вообще ничего не было: поля, водокачка, да какой-то совхозный сарай, сгоревший при первой же бомбардировке... Но потом боевые действия закончились, и Москва, послушно приступила к выплате различных компенсаций победителям.

Как водится, перечисление федеральных средств на восстановление разрушенной экономики происходило под неусыпным контролем дюжины министерств и ведомств с обеих сторон.

В том числе, и министерства финансов республики.

- Теперь понятно?

- Понятно.

Бюджетные деньги в России-матушке умеют разворовывать не хуже. Генеральские дачи, приватизация, квартиры для депутатов... Но возвести сразу целый городок, да ещё на глазах десятков тысяч беженцев и бездомных?

- И вы терпите?

- Каждый устраивается, как умеет.

В голосе Шамиля не было даже намека на осуждение. Впрочем, зависти не было тоже, и это Виноградову почему-то понравилось...

Некоторое время ехали молча.

Потом сосед обернулся к Владимиру Александровичу:

- Слушай, насчет утра... - он махнул рукой куда-то назад. - Я рад, что все хорошо закончилось.

- Хорошо? - Виноградов представил окровавленный затылок убитого.

- Слушай! Могла вообще быть стрельба... За такие деньги, понял?

- А мальчишка-то тут при чем?

- Он не мальчишка! - Вскинулся Шамиль. - Он - солдат, понял? Он сюда воевать приехал, с оружием,понял? А не в гости...

- Его не спрашивали. Его послали!

- Ну и что?

Конечно, всегда есть выбор. Но... иногда его нет.

- Пленных убивать нельзя.

Шамиль оскалился:

- Да? И бить нельзя? Слушай, и пытать?

- Нельзя.

Машину затрясло на камнях, но собеседники этого не замечали.

Шамиль сорвал с лица очки и почти вплотную приблизился к Виноградову:

- Видишь? Видишь, да?

Уродливый шрам на месте глаза, мертвая кожа...

- Нравится?

- Нет, - честно признал Владимир Александрович.

- Осколок в руку, осколок в грудь и третий - вот сюда... Слушай! Я тогда на похороны отца приехал. Он человек уважаемый был, много народу собралось, даже из других районов. А ваши узнали - и по кладбищу! Сначала накрыли ракетами, а потом уже вертолеты прошлись, понял? Понял?

Виноградов кивнул, но Шамиль даже не обратил на это внимания:

- А знаешь, кто это сделал?

- Нет.

- И я не знаю! - Откачнулся собеседник. - Но наверное, такой же сопляк, как тот, сегодняшний... Может, даже и он сам, а?

Владимир Александрович опустил глаза.

Чертова война! У каждого, кто её пережил, навсегда останется собственная правда, оплаченная своей или чужой кровью.

Ведь сказано: только мертвые сраму не имут.

И еще: не судите, да не судимы будете...

Виноградов выучил много всяких красивых слов, но сейчас все они прозвучали бы некстати.

- Ох, так его душу!

На очередном повороте водитель резко вывернул руль вправо, и Владимира Александровича навалило на соседа:

- Извини.

Шамиль не ответил. Восстановив утраченное равновесие, он сразу же снова надел темные очки и отодвинулся от Виноградова.

Тот тоже поставил между ног оказавшийся на полу чемоданчик, сел поудобнее и принялся разглядывать горы за окнами автомобиля.

- Вы все виноваты... Все.

Виноградов обернулся: в голосе Шамиля больше не было ни злобы, ни истерики. Он говорил так, как рассуждают о чем-то обыденном и уже давным-давно известном, не требующем доказательств.

- И женщины? И дети?

- Да, - собеседник переложил автомат на колени. - Слушай, я до войны, в институте даже хотел жениться на одной москвичке. Но теперь... Ненавижу! Ненавижу вас всех.

Виноградов припомнил вчерашние фотографии на экране телевизора:

- И журналистов? Этих, которые заложники?

- Конечно. Почему нет? - Пожал плечами Шамиль.

- Ну, они же, вроде, друзья ваши. Нет?