Как ни странно, Филлиду ободряло то, что Эллиот ругает ее. Вежливые знакомые не называют тебя дурой.
— Я совсем об этом не думала. Просто мне нужно было с ним поговорить.
Эллиот сердито уставился на нее. Мужчина не в состоянии понять, как непоследователен бывает женский ум.
— И о чем же ты хотела с ним поговорить?
— О нас.
Эллиот отпустил Филлиду, подошел к туалетному с голику и, стоя к ней спиной, стал перебирать лежащие на нем предметы — маникюрные ножницы, пудреницу, пузырек с кремом, карандаш.
— Зачем тебе это понадобилось?
На губах Филлиды мелькнула улыбка, которая тут же исчезла. Ее глаза были влажными. Эллиот видел бы все это, если бы смотрел в зеркало. Но его взгляд был устремлен на безделушки, которые почему-то сердили его еще сильнее.
— Я просто подумала, что должна это сделать.
Он повернулся лицом к ней.
— Кто-нибудь видел, как ты входила в кабинет или выходила оттуда?
— Едва ли.
— Когда это было?
— Не знаю — после десяти. Думаю, я пробыла там минут двадцать, хотя я не следила за временем — тогда.
— Что значит «тогда»?
На лице Филлиды появился испуг. Она подошла ближе.
— Это было позже. Я уже легла, мне приснился ужасный сон, и я проснулась от того, что как будто услышала крик. О Эллиот, неужели ты думаешь…
— В какое время это было? — прервал он.
— Сразу после полуночи — прошло около полминуты. Я включила свет и посмотрела на часы. Это… случилось именно тогда?
— Похоже на то. Теперь слушай. Ты должна помалкивать обо всем этом. Говори, что пошла к себе в комнату до десяти, легла и проспала всю ночь. Ты ничего не слышала и ничего не знаешь. Ясно?
— Но, Эллиот…
Он взял ее за плечи и встряхнул.
— Ты будешь делать то, что я сказал! Я не хочу, чтобы ты, оказалась в это замешанной, понятно?
Что-то внутри Филлиды начало петь. Эллиот не сердился бы так, если бы она была ему безразлична. Его подбородок торчал вперед на целую милю, и он даже поцарапал ей плечо. В этот момент дверь открылась и вошла Грейс Парадайн.
Она уже заплела волосы в узел, но на ней были фиолетовый халат и отороченные мехом комнатные туфли. Представившееся ей зрелище без труда можно было понять превратно — Филлида, опустившая очи долу, и Эллиот, только что убравший руки с ее плеч. Это могло быть концом объятия — А может, и началом.
— Что это значит? — сверкнув глазами, спросила Грейс.
Эллиот пожалел, что чувство приличия удерживает его от достойного ответа, вертевшегося у него на языке. Нельзя же сводить счеты с женщиной, которой предстоит услышать, что ее брат пал жертвой несчастного случая.
— Филлида вам все объяснит, мисс Парадайн, — сказал он и вышел из комнаты.
Грейс подошла к Филлиде и обняла ее.
— Не волнуйся, дорогая! Мне и в голову не могло прийти… Как он осмелился войти сюда? Это возмутительно! Но ты не должна расстраиваться. Я позабочусь, чтобы это не повторилось.
— Меня расстроил не Эллиот, тетя Грейс, — отозвалась Филлида, не поднимая взгляд.
Грейс Парадайн сразу напряглась.
— Что ты имеешь в виду?
Филлида с усилием взяла себя в руки. Если она все равно должна это сделать, то лучше поскорее.
— Случилось несчастье, тетя Грейс. Эллиот приходил сообщить мне. Это… это дядя Джеймс…
— Что?! — испуганно вскрикнула Грейс Парадайн.
— Он мертв, тетя Грейс! — сказала Филлида.
Семья собралась в гостиной мисс Парадайн — уютной комнате с ярко-голубыми портьерами и обивкой мебели, прекрасным старинным бюро орехового дерева, несколькими стульями периода королевы Анны[10] и полудюжиной недурных акварелей на кремового цвета стенах. Но в первую очередь обращали на себя внимание многочисленные фотографии Филлиды во всех возрастах — от младенческого до нынешнего Однако имелось весьма многозначительное исключение — ни на одном снимке не присутствовала Филлида в свадебном платье. Тем не менее это могло удивить лишь постороннего. Семья давно к этому привыкла, А в комнате наличествовали только члены семьи — Грейс Парадайн, Фрэнк и Бренда Эмброуз, Марк и Ричард Парадайны и Филлида.
Мисс Парадайн что-то говорила, когда в гостиную вошел Эллиот Рей. Закрыв за собой дверь, он окинул взглядом сцену: Грейс Парадайн и Филлида сидели на диване; Марк стоял у окна спиной к комнате; Фрэнк Эмброуз и Дики находились у камина — Фрэнк опирался локтем на полку, а Дики теребил какую-то тесемку; Бренда неподвижно восседала на стуле в слегка съехавшей набок фетровой шляпе.
Не обращая внимания на появление Эллиота, Грейс Парадайн продолжала говорить глубоким мелодичным голосом:
— Не вижу, какие тут могут быть сомнения. Джеймс был не в себе. Не знаю, бывала ли я когда-нибудь так шокирована. Конечно об этом не следует упоминать из уважения к его памяти. Он никогда не говорил бы подобные вещи, если бы был в здравом уме. Это было… — глубокий голос завибрировал, словно собираясь надломиться, — в высшей степени прискорбно. Мы все это чувствовали, и думаю, должны забыть об этом как можно скорее. — Она вымученно улыбнулась, переводя взгляд с одного на другого.