Физически уничтожив десятки миллионов своих граждан, коммунистический режим пытается доказать мировому общественному мнению свое добродетельное отношение к здоровью людей.
Здоровье, казалось бы, невозможно социализировать, но коммунистические правители сумели сделать и это. Советский человек при так называемом бесплатном медицинском обслуживании должен не только платить за место в больнице, но уже в самой больнице вынужден докупать себе продукты питания, которые воруют у него из копеечной ежедневной больничной нормы; оплачивать уход за собой, покупать лекарство, которого нет в больничных аптеках.
Совершенно немыслимое дело в СССР приобрести путевку в санаторий или в дом отдыха: чтобы приобрести «бесплатную» путевку, профсоюзным руководителям приходится давать взятку, в два раза превышающую ее номинальную стоимость. Что же касается получения квартир, то в 60–70 случаях из ста они выделяются только тем, кто в состоянии за них расплатиться: размер взятки — 2—3-летняя зарплата рабочего.
Взятка (взятки) необходима и для того, чтобы узаконить, т. е. зарегистрировать в райисполкоме глинобитный барак, построенный силами семьи в свободное от работы время: стоит такая операция до 1000 рублей.
Но самостройки, смонтированные кустарно, недолговечны и быстро приходят в негодность — разрушаются. И воцаряется грязь, зловоние, антисанитария, начинаются эпидемии, и тогда власти вынуждены переселять семью. Но и здесь необходимы взятки. Тариф — 500—1000 рублей, меньше нельзя, ибо деньги делятся между инструктором райисполкома и заведующим райжилуправления{15}.
Советские граждане, ограбленные государством, не остаются порядочными и по отношению к государству, пускаются во всевозможные спекуляции, вымогательства, аферы, пытаясь как-то свести концы с концами. Но если «незаконный» улов простых тружеников невелик — немного можно украсть с завода или стащить с колхозного поля, то партийные воротилы, запуская руку в государственные банки, хранилища, склады, слизывают миллионы. Власти не в накладе: система общенародного грабежа столь основательна и универсальна, что попытки перераспределения награбленного не причиняют системе заметного ущерба.
Размеры коррупции исчисляются сотнями тысяч, миллионами рублей, захватывая промышленные предприятия, колхозы и совхозы, проникая в государственные учреждения. В 1960 году город, расположенный в средней полосе России, оказывается в руках мафии. Ей попытался бросить вызов Алексей Аджубей — не просто главный редактор газеты «Известия», но председатель комиссии Верховного Совета по иностранным делам и к тому же — зять Никиты Хрущева. В Краснодар срочно были отряжены следователи по особо важным делам прокуратуры СССР. Их задача состояла — проверить и найти виновных. Но следователей, посланных восстановить законность, в Краснодаре… арестовали и жестоко избили.
Аджубей пожаловался в Политбюро, но оттуда последовал указ: дознание прекратить и следователей отозвать. Оставалось только гадать, был ли член Политбюро Дмитрий Полянский непосредственным членом краснодарской мафии или только курировал и опекал ее{16}.
В Советском Союзе в систему коррупции нередко оказываются вовлеченными целые республики. В ЦК КП Азербайджана, в Верховном Совете и Совете Министров республики практически каждый сотрудник получает проценты на вложенный в обращение капитал — с занимаемой им должности. К 1970 году Азербайджан был полностью распределен. В руках 2-го секретаря ЦК Елистратова, а затем сменившего его Козлова, находились партийные кадры: ни одно назначение немыслимо было без их ведома и согласия. Ими же были разработаны и тарифы: должность 1-го секретаря райкома «стоила» 200000 рублей, второго — 100000.
Село (совхозы, колхозы) — было абсолютной вотчиной секретаря ЦК Сеидова. И здесь имелись четкие ставки: председатель колхоза — 50000, директор совхоза — 80 000.
Промышленность считалась хозяйством секретаря ЦК Амирова: должности директоров заводов и фабрик котировались от 10000 до 100000. Культура, искусство, наука были под контролем секретаря ЦК Джафарова. Покупались и продавались: звание академика — 50000, директора научно-исследовательского института — 40000, ректора вуза — 200000. Стоимость должности определялась спросом, спрос — возможностями должности. Исходя из этого, почти безошибочно выводилось, что министр торговли республики стоит в два-три раза больше, чем министр соцобеспечения, а министр мелиорации — в 3–4 раза меньше, чем министр сельского хозяйства; министр внутренних дел на черном рынке котировался по стоимости министра легкой промышленности (в этом министерстве сосредоточено большинство платежеспособных цехов){17}.