Чаша судьбы

Шон нахмурился, взгляд его потемнел — и Элмерик понял, что тот, несмотря на неудачу и насмешки, не собирается сдаваться.

— Ты сам ничуть не лучше. Иначе не лежал бы здесь, правда?

— Пр-р-равда, — ворон бросил ледышкой в Шона, но промахнулся.

— Если первый план не сработал — значит, пришла очередь второго. Маэна, иди сюда. А ты, Элмерик, играй.

— Что играть?

— Не знаю… чего душа просит.

Элмерик недоумённо пожал плечами. Признаться, в настоящее время его душа просила поскорее убраться из этого места: казалось, что воздух становится всё холоднее, и пар, вырывающийся изо рта при дыхании, будто бы густеет с каждой минутой. Ох, не везёт его бедной арфе — постоянно приходится играть на морозе! О содранных в кровь пальцах он старался даже не думать.

Пока бард поудобнее устраивался с инструментом, Маэна отняла руки от лица (по её щекам всё ещё текли слёзы) и подошла к Шону.

— Что ты хочешь, чтобы я сделала? Я уже пыталась растопить этот лёд заклятием, крошила ножом, поливала горячей водой — всё без толку.

— Попробуй позвать его по имени, — Шон посторонился, пропуская эльфийку к королевскому ложу.

— Просто позвать?

— Ну да. Положи руки на лёд вот так — и зови. А я немного помогу, — он встал позади, накрыв её ладони своими, и кивнул Элмерику: — Эй, как там? Ничего не придумалось?

— Не-а.

— Тогда сыграй… — глаза Шона вдруг загорелись. — А помнишь песню, которую Каллахан пел после Испытания? Про двух братьев — Дуба и Остролиста.

Легко ему было говорить «сыграй». Бард слышал эту балладу всего один раз, и половину к тому же не понял.

— Но она же на эльфийском! Я не знаю слов!

— К фоморам слова! Сыграй мелодию.

Рыцарь Сентября беззвучно зашевелил губами, сплетая новое заклинание, — и лёд под ладонями Маэны вспыхнул, как будто внутри зажглись огоньки свечей. Широкие круги света расходились от её пальцев, и вскоре лёд заискрился весь, будто вкрапления золотого песка в авантюрине — любимом камне многих эльфов.

Элмерик выдохнул и заиграл, как помнил. Может, это была и не совсем та мелодия, но песню можно было узнать, если постараться.

— Браннан! — с некоторой опаской позвала Маэна, будто боясь произнести имя короля громче.

Послышался хруст. По льду поползли трещины, и девушка всхлипнула — теперь уже, кажется, от радости; в её глазах появилась надежда.

— Мало. Зови ещё! — Шон резанул ножом по своей ладони.

Пролилась кровь, и лёд, сковывавший короля, затуманился. Алые капли просочились сквозь трещины, расширяя их. Ворон радостно захлопал крыльями, а Элмерику показалось, будто бы король-воин вздохнул.

— Бр-раннан!!! — вдруг что было силы каркнул ворон.

Лёд брызнул в стороны — так хрупкое стекло разлетается от удара камнем. Рыцарь Сентября в мгновение ока сгрёб эльфийку в охапку, закрывая собой. Осколки мазнули по его плащу, осели крошевом на волосах, но не причинили ни малейшего вреда.

Браннан рывком сел. По его щеке стекала капля крови: его собственная или Шона — не разберёшь. А чёрный ворон уселся на плечо короля и тронул клювом серебряную серьгу его в ухе. Элмерик прекратил играть. Пускай его вклад в эту победу был небольшим, но барда всё равно распирало от гордости: они вместе достучались до короля и вернули его к жизни. Любимой песней, родной кровью и верным сердцем.

Заклятие Лисандра стремительно таяло. Элмерик едва успел подхватить и прижать к себе арфу, а под ногами уже образовалась лужа с плавающими в ней прозрачными льдинками. Весело звенела весенняя капель, по стенам стекала мутная вода, одна из сосулек сорвалась вниз, ударив его по плечу. Спасибо, что не голову…

— Идите все сюда, под балдахин, — сказал Браннан (Элмерик успел забыть, что король-воин говорит на языке людей с заметным акцентом). — Тут скоро обрушится всё.

Никто не заставил себя просить дважды.

Браннан, дождавшись, пока все устроятся, взмахнул руками, случайно полоснув по лицу Элмерика мокрым рукавом, — и все сосульки с грохотом рухнули одновременно.

— Так-то лучше, — эльф с наслаждением потянулся, хрустнув спиной. — Я уж думал, вы не справитесь.

— Хоть бы спасибо сказал! — буркнул Шон, спустив ноги на пол, и последние льдинки колдовской зимы жалобно хрустнули под его сапогами.

Вокруг всё зеленело, на стенах пышным ковром раскинулся плющ, в зарослях всё ярче разгорались огни светлячков. Королевское ложе тоже выпустило живые веточки, и потолок быстро затянуло вязью ветвей колючего падуба — с остроконечными листьями и созревшими алыми ягодами.

Браннан кивнул Элмерику, потрепал по щеке заплаканную Маэну и встал. Его мокрые тёмные волосы рассыпались по спине, чёрная с серебром туника напиталась влагой, и вышитая рубашка липла к телу. Король тихо произнёс ещё одно заклятие — и всё вокруг высохло: одежда, волосы, лужи под ногами, капли и тёмные потёки на стенах…