Чаша отравы

Жаров молчал. Он понял, что все его расчеты пошли прахом. Схема насчет возможной протекции, по аналогии Волин — Беляков, схема, на которую «крот» все эти годы возлагал осторожные тайные надежды, оказывается, существовала только лишь в его воображении и провалилась сейчас с оглушительным треском. Подполковника ткнули носом в дерьмо — ткнули максимально жестоко и унизительно, указав на место безо всяких обиняков и недомолвок. Какая невероятная наивность! Контраст между тем, на что рассчитывал Жаров, и тем, что вышло в итоге, был ужасающ и жег, словно огонь.

Беляков, нацепив на ноги шлепанцы, жестом предложил пройтись по обсаженной с обеих сторон цветущими кустиками дорожке, ведущей к дворцу, — по той самой дорожке, по которой только что удалились Влад с Катей.

— Хочу, чтобы ты раз и навсегда уяснил, — аккомпанируя обуревавшим Жарова чувствам, вколачивал Беляков гвозди в крышку гроба с его иллюзиями. — У этой страны после семидесятилетнего перерыва снова есть хозяева. Причем уже довольно давно. Это — первое поколение хозяев, а дети вовсю готовятся стать вторым поколением. У этой страны уже давно есть законные владельцы. Те, кто всё решает. Кто это? Ну, например, я. Мои близкие. И, конечно, многие-многие мои друзья и соратники. И враги и соперники, конечно, куда ж без этого. Но все мы — единая сплоченная в этом отношении, в отношении собственности на Россию, каста. Система сложилась и доказала свою прочность и жизнеспособность. Она грамотно спроектирована и полностью соответствует фундаментальным законам построения общества.

— У тебя же лично, Леша, — говорил начальник, продолжая неспешный моцион, то и дело останавливаясь, — нет ни власти, ни капитала, ни протекции, ни родственных связей с владетельными людьми. Я лично рассматриваю тебя не как родного, не как протеже, а просто как сослуживца-подчиненного, как весьма ценного специалиста. Причем специалиста, подчеркиваю, очень и очень высоко, можно даже сказать, эксклюзивно оплачиваемого — да, не по меркам хозяйского дохода, но по меркам стандартной шкалы российских зарплат. Как в форме официального денежного довольствия, так и в форме конвертных денег, в том числе номинируемых напрямую в валюте и накапливаемых там, на твоих счетах. — Беляков показал рукой туда, куда уже начало клониться солнце.

— И насчет ценного специалиста, кстати. Твоя ценность — не в силу твоей уникальности как корифея в какой-то нужной нам науке, скажем так. Тогда еще можно было бы, например, подумать о каком-то более достойном месте для тебя в наших, господских, владетельных рядах. На худой конец, ты мог бы найти себе применение там — Беляков опять показал рукой в том же направлении. — Твоя ценность как специалиста по диплому, в общем, средняя. Ну, химик, ну, там по всяким органическим и неорганическим ядам. Ну, кандидат наук. Хотя мог бы и докторскую написать при желании — я лично был бы только «за», помог бы всячески в организационном плане, замолвил бы словечко. Но в наших, хотя бы только в ведомственных, я не говорю даже обо всей России, лабораториях, таких специалистов — вагон и маленькая тележка, причем на порядок более сильных, опытных и головастых, ибо занимаются они этим с утра до вечера, полный рабочий день.

— Твоя актуальная ценность — в том, что ты один из авторитетнейших вожаков этих краснозадых амеб и умеешь держать ситуацию под контролем, — указал Беляков пальцем прямо в направлении груди Жарова. — В значительной степени ты — гарант их дальнейшего бесперспективного прозябания и блуждания в трех соснах. Наша общая задача — сделать так, чтобы никогда во веки веков на этой земле не возродились ни партия большевицкого толка, ни общество совкового типа. Это наш священный долг и перед партнерами, — Беляков показал рукой в третий раз. — Ты на своем месте в этом убогом паноптикуме — не что иное как результат грамотного использования нашего общего профессионализма. Этот результат достигнут усилиями тех, кто тебя туда внедрил и все эти годы продвигал и страховал. А также, и я это признаю, благодаря твоей личной харизме, находчивости, креативности, хваткости, блестящему, прямо по Станиславскому, вживлению в роль. Многие подозревают тебя, да — но там все друг друга подозревают, все льют помои на соперников, такими предъявами никого не удивишь. Доказательств-то нет! И в этом — твоя уникальность и эксклюзивность. В общем, Леша, я уважаю тебя как специалиста и ценю. Ценю, подчеркиваю, и в прямом смысле, денежном.

— Спасибо, Андрей Валерьевич, — произнес Жаров.