Чаша гнева

– Трапезуйте, не ждите меня, братья, – сказал брат Анри, облачившись в орденский плащ с алым крестом. – Я пойду, переговорю с отцом-настоятелем. Не знаю, насколько затянется эта беседа.

Лица рыцарей и сержантов одновременно вытянулись. Удаляясь, де Лапалисс ощущал спиной их любопытные взгляды. Каждому, за исключением, может быть, брата Готье, до смерти хочется узнать, зачем они тащились сюда через пустыню, и не обычной дорогой паломников, а окольным, тайным путем.

От вопросов удерживала лишь орденская дисциплина.

Брат Анри поднялся по склону, вступив под сень пальм, которые беззаботно шелестели под ветром. Чуть дальше видны были грядки, на которых работали монахи. Ни один, несмотря на жару, не спустил с головы глухого капюшона, не позволяющего увидеть даже лицо.

"Чтят устав – подумал рыцарь. – Или боятся настоятеля".

– Мир тебе, святой отец, – обратился он к ближайшему монаху. – Прости, во имя Девы Марии, что отрываю от трудов праведных.

Монах, пребывавший до сих пор согбенным, распрямился, опустил измазанные землей руки. Под капюшоном был виден только подбородок, и, судя по седой щетине, встреченный тамплиером монах был не молод.

– Что угодно тебе, сын мой? – если обитатель монастыря и удивился, обнаружив рядом рыцаря, то ничем не выдал удивления. Голос его звучал спокойно, словно гости тут бывали каждый день.

– Не можешь ли ты доложить настоятелю обители, что его желает видеть скромный брат Ордена Храма Анри, прибывший из Иерусалима для покаяния в свершенных магистром грехах, – де Лапалисс выговорил заранее заготовленную фразу и добавил: – Прошу тебя, отец, только передай ему мои слова в точности.

– Я доложу отцу Мартину, – и вновь монах не выказал удивления. Должно быть, посланцы от главы могущественного ордена прибывали к подножию Синая регулярно. – Ждите.

И, отставив мотыгу, чернец неспешно двинулся вверх по склону. Брату Анри оставалось только ждать. Настоятель явится, едва его ушей достигнет условная фраза, означающая, что прибыл чрезвычайный посланник Жака де Майи, принять которого следует немедленно.

Монах исчез в одной из пещер, но вскоре выбрался обратно. Но он был уже не один. Рядом с ним шагал еще один брат обители Святого Иринея. Ниже ростом, он слегка подпрыгивал при каждом шаге, словно норовя пуститься в бег. Но рука его сжимала посох, а крест на шее, хоть и был деревянным, поражал искусством, с которым его вырезали из редкого ливанского кедра.

– Что угодно тебе, сын мой? – голос аббата слегка дребезжал, но в нем чувствовалась духовная сила, какую не купишь ни за какие деньги. Здесь, в бедной обители, настоятелем мог стать действительно лучший из монахов, а не тот, кого назначит епископ или местный сеньор.

– Прошу прощения, что нарушил ваши молитвы, отец, – брат Анри склонился в поклоне. Монах, похоже, все же переврал слова, иначе аббат не стал бы ничего спрашивать. – Я прибыл для покаяния в свершенных магистром грехах.

– Страшные слова, – в голосе отца Мартина стала слышна печаль. – Я надеялся, что не услышу их никогда. Вернитесь к работе, брат Бернар, – бросил он монаху, – а вы, рыцарь, следуйте за мной.

Облаченная в черное фигура вновь склонилась над грядкой, а де Лапалисс направился за настоятелем. Они поднялись по склону и вступили в пещеру. Царящий здесь полумрак показался рыцарю настоящей тьмой по сравнению с ярким солнечным светом.

Он заморгал, позволяя глазам привыкнуть.

Толстые своды не пропускали жару, и в подземном монастыре было прохладно. Отец Мартин двигался уверенно, за долгие годы проживания в обители он смог бы ходить тут и с завязанными глазами. Брату Анри приходилось хуже. Он то и дело задевал о стены, пару раз споткнулся и едва не упал.

Когда оказался в келье настоятеля, то вздохнул с облегчением. Во мраке загорелась свеча, явив взору крошечное помещение. В центре его расположился стол из толстых досок, к которому прилагалась пара табуреток. Тонкое, точно пергамент, одеяло, было брошено на каменный уступ у стены, изображающий кровать. В углу висело распятие.

Де Лапалисс перекрестился, невольно чувствуя робость. Он прекрасно отдавал себе отчет, что сам жить в таких суровых условиях просто не смог бы…

– Присаживайся, сын мой, – и настоятель обители Святого Иринея откинул капюшон. Судя по всему, внутри монастыря устав позволял это делать.

На Анри глянули пронзительные темные глаза, украшающие поразительно гладкое, без единой морщинки, лицо. На губах отца Мартина блуждала легкая улыбка, и было в его облике нечто такое, что вызвало в гордом рыцаре стремление встать на колени и попросить благословения.

– Благодарю вас, святой отец, – сказал он, подавляя неуместное желание. Заскрипел под тяжелым телом табурет.

– Вы прибыли спрашивать о Чаше, – без вопросительных интонаций сказал аббат, – и это горестно, ибо воистину для Святой Земли настали трудные времена. Что вынудило магистра послать вас сюда?

Брат Анри, как умел, рассказал о последней военной компании королевства, о том, что христиане Леванта обескровлены в беспрерывной борьбе, и что помощи из-за моря ждать не приходится.