Чаша бытия

С е м е н е н к о. Ну, куда тебе — тяжела больно, не для спорта. Там все больше девчонки зеленые, студенточки. А ты не расстраивайся, черт с ними — у нас свои дела. (Широко.) Я-то остаюсь! И ведь неплохой мужик, верно? И всегда тут как тут — бобиком, только свистни. (Отвернул пиджак — в кармане горлышко бутылки.) Глянь-ка. Ав! (Наливает в стакан.) Сейчас с тобой встречу друзей устроим. Подумаешь, какой принц. Понимал бы в женском вопросе. Ну, Валюш, ты сядь. Я тебя прошу. (Ходит за ней.) Покушай, сядь. Копчененькой. Покушай, покушай. Да брось ты эти стулья, поживи ты для себя!

Валя садится к столу, ест.

(Развернул конфетку, положил перед Валей.) Кушай. Эх, не умеем мы жить, как венгры! Вот они живут. А мы все чего-то жмемся, косимся друг на дружку. Знаешь, Вальк, давай так. Ты ему сегодня вообще не показывайся. Я выйду. Зачем тебе? Унижаться перед всяким…

В а л я (помолчав, с улыбкой). Вот был бы край света… если б только ты, и все. Представляешь?

С е м е н е н к о (легко). Да это все лишнее. Выкинь ты все это из головы, лишнее все это, для нашей жизни ненужное. (Проникновенно.) Ты, Валюня, меня еще не знаешь, ты меня еще узнаешь… какой я ласковый. Ты меня… Ты моя, я тебя еще когда увидал… (Пытается обнять ее.)

В а л я (Семененко в лицо). Не бросил он меня, не бросил. Уезжаем мы, вместе уезжаем, завтра. (Вскакивает.) И он и я, утром.

Борьба. Падает стул.

С е м е н е н к о. Чего ты, ну? Не верю, я тебе не верю. Я же чувствую! Я же тебе нравлюсь, я же чувствую!

В а л я. Нет. Нет, берет он меня, в жены берет. Я ему жена! Я ему детей нарожаю.

С е м е н е н к о (держит ее у стены). Стой! Ну! Я с тобой как с человеком, чего ты сопротивляешься?

В а л я. Мы бы и здесь расписались. Я из-за таких, как ты, не хочу. Чтоб не каркали. Чтоб не лапали!

С е м е н е н к о (убежденно). Ты дура, не свое берешь. (Угрожающе.) Валентина, тебе этого не надо! Стой, ну!

М и х а й л о в н а (появляясь). Чего не свое? Чего вы тут делите? Чего не надо? (Увидела на столе конфеты.) Батюшки, какое угощение. (Садится к столу.) Садитесь и вы!

С е м е н е н к о  сбегает по лестнице.

(Голосисто, оглядывая чистый зал.) Люблю чистоту! Прямо с ума схожу. Но ты и постаралась! Как на праздник.

В а л я. Скажи, ты хоть с мужем хорошо живешь?

М и х а й л о в н а (радостно). Хорошо. Хорошо живем, даже можно сказать — прекрасно.

В а л я. А может, нет. Люди всегда больше вид показывают.

М и х а й л о в н а. А ты?

В а л я. И я. А как же, обязательно. Мы с моим мужем, бывшим конечно, вдвоем так часто никогда не ходили по улицам, как накануне развода.

М и х а й л о в н а. Для чего?

В а л я. А черт его знает для чего. Люди про нас все знали. Всю нашу трагикомедию. А! (Умолкает.)

М и х а й л о в н а (после паузы). Не знаю, ручаться, конечно, не буду, но, по мне, Толик — самый раз.

В а л я (усмехнувшись). Он меня на руках носил, муж мой бывший. В буквальном смысле. Идем по поселку, он схватит в охапку и несет. Он тоже был приезжий. На свадьбу директор пришел, сразу комнату нам выделили, подарков нанесли, счастья все желали. Да оно и было… Дома посадит напротив себя — смотрит не насмотрится… Когда мы разводились, многие поражались — такая была любовь… А как Валюшка родилась, так, наверное, года через полтора, я стала замечать, что все уже не то и не так — его как подменили. А может, во мне порок есть?

М и х а й л о в н а. Постой, значит, был один, стал другой. С чего?