Читаем Чаша бытия полностью

Чаша бытия

А л я. Не верю я тебе. Не верю. Разве она тебе пара? Чего дурака-то валяешь? Выделиться хочешь за чужой счет, а сам такой же, как все.

П е р о в. И Вера, как все?

А л я (истерически). Она у нас святая! Святая!

П е р о в (улыбаясь). Я такую и искал. Похвалила бы, что нашел.

А л я. Ох ты, тебя еще и хвалить!

П е р о в. Ты, извини меня, побегала, зубы пообломала, и теперь для тебя все — подлецы.

А л я. Ничего, я пока не расстраиваюсь!

П е р о в (щелкнул выключателем). Света-то нет. Ты что, пробки выкрутила? Хотела поговорить — так бы и сказала. (Идет к выходу.) А меня ты все-таки не знаешь.

А л я. Знаю! А чего не знаю, буду знать, лапочка.

П е р о в. Чудище, вышла бы на улицу, прошлась, на людей поглядела. Покеда! Спасибо за внимание. (Уходит.)

Прошло три дня.

Вечер. В проходной комнате на диване, по разным его углам, сидят П е р о в и В е р а. На столе — несколько веток осенней рябины. Вера в спортивных брюках, несколько ей великоватых. Перов в красном свитере. Оба усталые, сидят с закрытыми глазами и молчат — молчание счастливых.

В е р а (не открывая глаз). Угадай, что у меня сейчас перед глазами?

П е р о в. Желтый клен в парке Абрамцево.

В е р а. Нет. Но близко!

П е р о в. Печка Врубеля?

В е р а (смеется). Нет. Вот бы около нее сейчас погреться!

П е р о в. Ну, тогда чей-нибудь портрет в музее.

В е р а. Почти. (Горячо.) «Красная комната». Правда, какой красивый цвет стен. Ах, как там хорошо. Когда ты отошел и встал около стены, в этом свитере, — были видны только лицо и руки. Так странно.

Маленькая пауза.

П е р о в (улыбаясь). Ну, как ты, Николаич?

В е р а. Хорошо.

П е р о в. Ничего больше не боишься?

В е р а. Нет. (Взглянула на него, рассмеялась.) Какое у тебя лицо.

П е р о в. Глупое?

В е р а. Нет, розовое, как у младенца. А брови!..

П е р о в. Ветер. Мы же верных километров двести отмахали.

В е р а (закрыв свое пылающее лицо руками). Гардеробщица, которая давала мне плащ, приняла нас за мужа и жену.

П е р о в. Ну! А я что тебе говорил? Все не веришь. Чего мы здесь сидим? Пойдем к тебе.

В е р а. Сейчас будет чай, посиди. (Зовет.) Алена!

Г о л о с А л и. Идите сюда!

В е р а. Пойдем?

П е р о в. Неохота вообще-то.

В е р а. Ну что ты? Она добрая, она меня любит, такая заботливая. Просто она думает, что ты и я… В конце концов, она имеет право на свое мнение! А ты не обращай внимания, хорошо?

Появляется А л я, спокойная, уверенная, вполне в сознании своей силы в надвигающейся ситуации.

А л я. Вам что, особое приглашение?

В е р а (несколько капризным тоном). Нет, Алена, мы туда не пойдем — кухня мне надоела. Будем пить чай здесь! Пусть будет, как в праздник.

А л я. С чего это вдруг? Вроде все свои.

В е р а. Да, свои, ну и что же. А все равно праздник! Мы ездили в Абрамцево, суббота, и вообще — давай нам скатерть! Хочу чайный сервиз! А листья надо в чешскую вазу! И чай нам перелей, пожалуйста, в твой электрический самовар!

А л я. Гуляешь, Вера Николаевна?

П е р о в. А тебе электроприборов жалко? Испортится — починю. Если, конечно, пробки не выкрутишь.

В е р а (смеется). Алена, не обижайся. Как мы с ним хорошо съездили! С ним так спокойно, за широкой спиной.

А л я. Вам, Вера Николаевна, сейчас все в розовых тонах.

П е р о в (Вере). Завидует, не обращай внимания.

А л я. Ой, сказал тоже. (Вере.) Иди и сама устраивай «праздник».

П е р о в (встал). Я устрою.

А л я (толкает его на диван). Да брось красоваться. Дома-то, небось, мать ишачит. Все кого-то из себя изображаешь.

В е р а. Я все сама сделаю. (В дверях.) Я не такая уж плохая хозяйка, как ты, Алена, меня представляешь.

А л я. Да? А сколько стоит колбаса? Ну, допустим, докторская?

В е р а. Докторская?.. Килограмм?.. Она стоит два рубля двадцать копеек. Нет, тридцать. Нет, девяносто!

А л я. Ну и двойка вам, Вера Николаевна. Иди уж, «хозяйка».