Час возвращения

— Чем милиция может помочь? — спросил Прохоров. Хотя и знал, о чем пойдет разговор, но что-то еще тянул. По правде сказать, ему не хотелось, чтобы все свелось к банальному: отпусти, чего им болтаться, когда работы невпроворот? А погода что, ждать будет? Все это и без Бахтина знал капитан. Но он верил, что Бахтина взволнует что-то более глубокое, более важное, чем овсянка. Но овсянка была ему сейчас дороже всего, и он сказал именно то, что и предполагал Прохоров.

— Ты войди в мое положение, Арсений. Венцов закреплен за подрядной бригадой. Первой! Она — пример. Мы не можем ее уронить. Понимаешь?

— Понимаю, — сказал Прохоров. Он и на самом деле все понимал. Он даже колебнулся вдруг: «А что, если?.. Черт с ними, пусть проваливают». Но, может быть чуть-чуть жалея Бахтина, все же сказал:

— Приезжайте.

— Да когда мне, друг мой! — За Бахтиным водилось такое: когда в лоб не выгорало, он искал другой путь. Тут вот сразу напомнил, что со старшим Прохоровым они росли и дружили, а молодой, значит, тоже кем-то ему приходится. Но напоминание об отце в этой ситуации капитану не понравилось, и он, уже не колеблясь, все поставил на место, сказав, что выпустить рабочих не может, пока не разберется с угоном трактора. Бахтин бросил трубку, и его «уазик» скоро затарахтел под окнами отделения милиции. Вот он и сам уже бежал по коридору, гулко топая.

— Без ножа, без ножа… Арсений…

Прохоров поглядел на мясистое лицо Бахтина, на струйки пота, бегущие через лоб, — встревожен уже с утра, и так на целый день. Суета! Но жалости к нему в эту минуту не было. Бахтин разрушал то доверие, которое выработалось у Прохорова к нему с давних пор, и оно было не только мерой их отношения, но памятью об отце и верностью ему, мертвому. Он насупился. Худое смуглое лицо его замкнулось, ожесточилось. Черные усы пошевеливались недовольно. И он сказал, трудно сдерживаясь:

— Василий Спиридонович, чему вы с отцом меня учили?

— Гуманности учили! — вскрикнул Бахтин. — Любви к человеку учили. Эта наука всепобеждающа.

— Верно. Но еще чему вы учили? Забыли? Беспощадности к врагам.

— Уж не Венцов ли твой враг или этот Профессор? А, Арсений Петрович?

— Лично — нет. Пьянство — враг. Распущенность, которую она ведет за ручку, — враг. Жизнь на дармовщину — враг. А из этого я вывел самого главного врага — погоню за ветром.

— Слушай, Арсений, мне не до философии. Понимаешь ты — корма, корма, корма спасать! И что ты мне о ветре, о погоне…

— А погоня за ветром — это борьба со следствием, но не с причинами. Вот чему вы меня научили — вы и отец. Бороться с причинами прежде всего. Сколько вокруг вашего совхоза, Василий Спиридонович, дармоедов кормится? Вы каждый год выпрашиваете штаты, а людей у вас за глаза. Если бы все работали, сокращать бы еще пришлось. А сколько сходит с трудовой дороги?

— Ну, какое это твое милицейское дело? — окончательно разгорячась, вскрикнул Бахтин. — Мы-то по молоку, по мясу, а у тебя…

— Вот-вот…

— Что вот-вот? Ты Венцова не оскорбляй. Выпусти его. Он — работник. Его споили, да он же и виноват.

— Экий он дите малое — споили! Дайте два часа — разберусь. Их надо наказать хотя бы за угон машины. Самое малое — товарищеский суд. И принудительное лечение.

— Да ты что, Арсений Петрович!

Капитан промолчал, задумался. Покачал головой, сказал:

— Вот до чего можно дойти. Вы крутитесь, крутитесь вокруг Венцова, а он и в ус не дует. Да и не знает, что о нем у вас голова болит. Пусть она первым делом болит у него. А получается, что он ни перед кем не виноват. И ответственности у него ни перед кем. Даже перед собой. Разбаловали вы народ. До общественного порядка вам и дела нет.

— А это уж ваша забота, ваша. У меня и без того…

Капитану надоело препирательство, и он не удержался, выговорил:

— Что такое «общественный порядок»? Прежде всего работа. Ну, что вам объяснять? Неловко мне от этого разговора…

— Значит, не выпустишь?

— Нет, Василий Спиридонович. Разберусь, тогда.

— Перед детьми, женой не срамил бы Венцова.

— Сам он себя срамит.

Прохорову пришлось выпустить задержанных — позвонил начальник районного отдела УВД. Значит, Бахтин уже побывал у него. «Твоя милиция может быть доброй хотя бы раз в году?» — спросил язвительно майор и повесил трубку.

После ночной обильной росы обовьюжела овсянка, и Бахтин, уезжая в Энергоград, видел, как метался по полю, гоняясь за копешками, трактор Ивана, собирая их в неровный золотистый вал. Поодаль от высокого и длинного омета, задрав в небо стогометатель, стоял «Беларусь», готовясь начать новый стог. И оттого, что трактор уже работал, злости на Венцова у директора не было.