Час возвращения

— А я люблю работу, — сказала она. — Ты сам же учил все делать с сердцем. Как же уважать себя, если иначе? — Вера встала, подошла к окну — дети еще не шли из школы. Отец догадался о ее волнении, сказал, что Родя вот-вот явится, если не оставят после уроков за какую ни то шалость.

— Оставляют?

— Непоседа, беда!

«Уж не передалось ли что ему от Вани? — с испугом подумала Вера, проникаясь жалостью к сыну. — Ему-то за что кара?»

С детства знакомая улочка, уходящая на взгорок. Восемь лет она бегала по ней в школу. За поворотом можно увидеть деревянное рубленое здание, обшитое широким тесом. Высокие окна в размашистых переплетах рам. Над трубами затейливые жестяные колпаки, придающие слишком простому по архитектуре дому чуточку нарядности. И еще на крыше красовался флюгер. Его смастерили и водрузили туда ребята именно ее, Вериного, класса, и она очень гордилась этим. Обязательно сходит сегодня, взглянет, действует ли их сооружение. Нравилась Вере школа особенно в праздничные дни, когда окна широко и ясно светились, сверкали гирлянды украшений, на мачте флюгера плескалось в свете прожектора красное полотнище. Тогда школа походила на океанский корабль, уносящий их, мальчиков и девочек, в дальние дали жизни.

И тут она, увидев стайку школьников, вывалившуюся из-за поворота, вскрикнула:

— Идут… Идут же! — Схватив куртку, простоволосая, выбежала на улицу. Но вот первая стайка, гомоня, прошла мимо — Роди в ней не было. Вторая прошла, третья. Напроказил… Оставили после уроков. Она уже побежала в горку, как вдруг увидела его: он шел, размахивая портфелем, без фуражки. Ворот школьной куртки распахнут. Ах да, у него пуговиц нехватка.

Родя увидел мать, остановился, отвернувшись и глядя куда-то поверх крыш в небо.

— Родя, Родион, ты что, не рад мне?

А он все стоял и стоял, пока она не схватила его за руку и не потащила домой.

— Фуражка-то где, Родя? Или у тебя фуражки нет? Дедушка писал, что купили. А ты что, сердишься на меня? Или забыл? Ну?

Сын неохотно шел за ней, боком.

— Да что ты молчишь? Не рад? А я жду-жду тебя! Хотела бежать в школу. Ну, дай портфель!

— Что я, маленький?

— А фуражка? Где фуражка? Простудишься. Ветер-то какой, так холодом и обдает.

Мать потянулась рукой, хотела погладить его по круглой, чернявой, стриженной под ежик голове, кажущейся такой большой, смешной и трогательной, но он дернулся, уклоняясь. Вера мучилась, не зная, как его расшевелить, о чем поговорить с ним, он был затворенный, чужой, настороженный, как звереныш. Как же с ним управляются дед и бабка?

— Отпусти, что ли, руку? Совсем вырвешь… — Сын стоял перед крыльцом, не ступая на него, пока мать не отпустила руку. Через сенцы прошли в избу, сын бросился к деду, сидящему у стола. Дед взял у него портфель, поставил рядом с собой на стул, посетовал, что ручка уже порвалась, а новый…

— Фуражку опять посеял? Так вот и станешь бегать туда-обратно?

Внук терся о его колени, мялся.

— Ну, где фуражка? — нестрого, но неуступчиво потребовал дед.

— На крыше…

— На крыше? Да что за игра у вас такая? Хулиган на хулигане.

— Сам отдал. На спор. Кто собьет с крыши.

— Кто собьет? Чем?

— Забросят и камнем. Ну вот… А моя застряла.

— Так от нее, поди, лохмотья одни остались?

Внук промолчал, а дед поохал-поохал — никуда не денешься, надо идти спасать. Вдруг завтра задождит, куда с непокрытой головушкой? Поднялся, огорченный:

— Пошли. На какой крыше-то?

Скоро они вернулись. Дед доложил: головной убор, вот он, достали шестом. Даже доволен, кажется: до зимы недалече, выдюжит. Вот только почистим. А пока они ходили, Вера с матерью снова и снова перебирали то, что тревожило ту и другую. Вера твердила одно: увозить надо ребят, чем скорее, тем лучше. С Роди тут спроса никакого, что из него выйдет? А бабушка свое: при отце-пьянице разве содержат ребенка? С ума сведет, дураком сделает.

— Да он и так уж дурачок, — нечаянно вырвалось у Веры.

— Ах вон оно что! Такая твоя благодарность? Спасибочко тебе, доченька, наикрасшее спасибо!

— Мам, ну прости, мам. Вот, право, язык и в самом деле враг. Я ж не хотела обидеть.

— Знаю, знаю, чего извиняться. Все вы нонешние, такие. Не одна ты.

— Мама! — Вера заплакала. — В таком случае подскажи, что делать-то мне? Имя-то свое как мне сберечь? И с детьми-то как? Не оспаривай меня, я — мать.

— Припоздала признаться. Дети вон уж выросли.

— Куда ж мне деться?

— Спроси ребят, что они скажут, так и делай. Они все понимают. А если хочешь знать мое окончательное слово: брось ты своего пьянчужку. Приезжай сюда. Вместе воспитаем детей.

— Нет, мам, я тебя однажды послушалась. К чему это привело, сама знаешь.

— Вот как…

Тут и пришли мужчины. Вера, схватив фуражку сына, охлопала ее ладошкой, огладила… Не успела с конфузом разделаться, как пришла Дашутка. Она выросла, округлилась. В прическе лента. Плащик красивый, коричневый, по фигурке. Ну, конечно же, дочь бросилась на шею матери, так обвила, что та охнула.

— Смотри, силачка! В спортзале все? Снаряды разные. Упадешь еще.

— Да ты что, мама! На районные соревнования поеду. Отбор выдержала.