Час волка

Мотор стал чихать. Ник повернул в мою сторону почерневшее лицо и, тщетно пытаясь натянуть трепещущее знамя на себя, хрипло заорал:

– Шланг на патрубке зажми, камикадзе!!

Пришлось мне лезть к мотору. Этот трюк здорово щекотал нервы и немного напоминал катание на цеповой карусели, когда тебя несет по крутой дуге, а ты еще вращаешься вокруг своей оси, и все смешивается в один коктейль: ветер, мелькающие верхушки деревьев, надрывно гудящий пропеллер, скалы, обрывы и изумрудно-синее небо.

Обхватив спинку сидения руками, прижавшись к ней грудью, я свесился над мотором, дрожащим и орущим, словно он был в агонии, и попытался отыскать этот самый шланг. Чудовищный ветер, усиленный всасыванием пропеллера, делал бурю на моей голове и мешком надувал майку. Она громко полоскала и норовила наползти мне на голову. Аппарат болтался с такой силой, словно лодка на шаловливой волне, и я на всякий случай обхватил сидение ногами, как бока коня.

– Этот? – крикнул я, ухватившись рукой за короткий шланг, едва сидящий на патрубке и не закрепленный хомутом.

– Что?! – не расслышал вопроса Ник.

– Где твой шланг, черт тебя подери?!

– Черненький такой!

Шланг, который я держал, был черненький, и я попытался поглубже насадить его на патрубок. Наверное, я плохо рассчитал силу, и шланг, полностью заглотив патрубок, соскочил с другого конца. Я увидел, как из медного наконечника брызнула маслянистая жидкость. И в этот самый момент, через узкую щель между спинкой сидения и кожухом двигателя, прямо под собой, я увидел витиеватую дорогу, разрывающую плотный ковер леса, и по ней неслась белая "лексус".

– Эй! – заорал я, поворачиваясь к Нику. – Она под нами! Давай за ней!

– Кто? – не понял Ник.

– Машина!.. Вот она! Правее бери!

– Да пошел ты! – огрызнулся Ник и, увидев в моей руке черный шланг, быстро изменился в лице. – Ты что?! Взбесился?! Поставь его на место, покойник!

– Я поставлю! – орал я. – Ты за машиной следи!

– За какой еще машиной!? – в тон мотору выл Ник. – Место для могилы подыскивай!

Мотор гудел все слабее, лопасти вращались толчками, отчего аппарат дергался, словно его тащили на буксирном тросе.

Я снова полез к мотору, от которого нестерпимо пахло жженным металом и бензином, прицелился к патрубку, из которого, как из тюбика с зубной пастой, все еще вытекало густое масло, надел на него шланг, и тут почувствовал, как Ник ударил меня кулаком по почкам.

– Прыгаем! – заорал он.

Я подумал, что это специальный летный термин, который означал, к примеру, какой-то особый, толчкообразный режим полета, и в ответ кивнул головой:

– Давай!

Заметно снижаясь, аппарат парил рядом со скальной стеной, обросшей карликовой сосной, и тень от него скользила по камням. Дорогу и "лексус" я потерял из поля зрения и, ухватившись за растяжку, уже без надежды смотрел вниз. Ник вел себя странно, мне казалось, что он придает слишком большое значение сбоям в моторе. Он накренил аппарат, под нами проскочил скальный хребет, и я увидел, что лесной массив резко обрывается над морем.

– Пошли! – крикнул Ник, когда аппарат полетел параллельно песчаному склону, снижаясь уже настолько быстро, что я ощущал легкость в животе.

– Куда? – уточнил я, но Ник, вместо того, чтобы ответить, вдруг вывалился из сидения, теряя в полете свое пальмовое знамя, упал голой задницей на песчаный склон, тотчас вскочил на ноги и как бритая обезьяна большими прыжками побежал вниз.

Аппарат, освободившись от груза, завалился на правый бок, и я судорожно схватился за ручку, плавно сдвигая ее влево. Как раз в этот момент мотор издал какой-то неприятный металлический лязг и затих. Сбив колесами ветки деревьев, он бесшумно пролетел над обрывом, узкой полоской дикого пляжа и, завалившись на бок, пропорол краем крыла большую покатую волну. От удара меня вышвырнуло из сидения. Секунду я еще парил над водой в свободном полете, а затем с головой зарылся в волнах.

20

Сморкаясь и сплевывая воду, я выплыл на поверхность, посмотрел по сторонам, над собой, будто надеялся еще увидеть парящий в небе дельтаплан и, ударив кулаком по воде, закричал:

– Вот это полетали! Мягкая посадочка!

Мне очень хотелось разделить свой восторг с кем-нибудь еще, но волны качали меня в ста метрах от берега, который выглядел пустынным и необитаемым, а рядом со мной медленно дрейфовало оранжевое крыло с торчащими вверх дюралевыми кронштейнами. Мотор, пропеллер и люльку с сидениями оторвало при ударе о воду, и несчастный летательный аппарат, превратившись в доску для виндсерфинга, плыл за мной, как обласканная бродячая собака.

Я ухватился руками за каркасную трубку, подтянулся, выполз на поверхность крыла и, сидя на нем, как на спасательном плоту, осмотрел берег. Слева громоздилась серая туша горы Алчак, справа узкой ящерицей вонзался в море мыс Меганом. Берег представлял из себя каменный завал с небольшими песчаными бухтами. Прямо напротив меня по обрыву проходила глубокая промоина с пологим спуском, и по ней, поднимая белую известковую пыль, медленно скатывался "лексус".