Час волка

— О вас здесь позаботятся. И о вашем «камердинере» тоже. — Она, должно быть, слегка улыбнулась, но под вуалью эта улыбка была незаметна. — Моя машина заедет за вами в девять ноль-ноль. Шофера зовут Вильгельм. — Она застегнула «молнию» на саквояже и взялась за его обтянутую кожей ручку. — Ну вот, я думаю, что на первый раз, пожалуй, этого будет вполне достаточно. Да? — И, не дожидаясь ответа, она снова направилась к двери, изящно покачиваясь на длинных, стройных ногах.

— Минуточку! — окликнул ее Майкл. Она остановилась у самого порога. — Откуда вам известно, что Сэндлер намерен оставаться в Берлине?

— К вашему сведению, барон фон Фанге, я и нахожусь здесь для того, чтобы знать такие вещи. Джерек Блок в настоящее время тоже в Берлине. И удивляться здесь нечему. Оба они — и Блок, и Сэндлер — посещают клуб «Бримстон».

— Клуб «Бримстон»? А это еще что?

— А об этом, — мягко проговорила Эхо, — вам еще только предстоит узнать. Спокойной ночи, джентльмены.

Она открыла дверь и, быстро переступив порог, плотно закрыла ее за собой. Она спускалась вниз по ступенькам, а Майкл прислушивался к звуку ее удаляющихся шагов.

— Камердинер? — не унимался Мышонок. — Откуда, черт возьми, я могу знать, какими бывают эти чертовы камердинеры?! У меня у самого, между прочим, за всю жизнь было всего-то три костюма!

— Камердинера должно быть видно, но не слышно. Ты как следует сыграешь свою роль, и тогда, возможно, мы выберемся из Берлина, прежде чем с нас успеют спустить шкуры. Когда я говорил, что теперь ты работаешь на нас, я и не думал шутить. До тех пор, пока ты со мной и я защищаю тебя, я стану ожидать от тебя беспрекословного выполнения любых приказов и поручений. Понял?

— Нет, черт возьми! А что я могу сделать, чтобы выпутаться из всего этого?

— Ну… в этом нет ничего сложного.

Майкл услышал, как завелся мотор «мерседеса». Подойдя к окну, он слегка приподнял краешек занавески. Машина отъехала и скрылась в ночи.

— Эхо хочет убить тебя. Я думаю, что она и с первого раза не промахнется.

Мышонок молчал.

— Ты поразмысли над этим сегодня вечером, — посоветовал ему Майкл. — Если ты станешь делать все так, как я тебе говорю, то сможешь убраться из страны до того, как сюда придут русские. Ну а если нет… — Он развел руками. — Тебе решать.

— Как же, богатый выбор! Получить пулю в затылок или оказаться в гестапо, чтобы мне там выжгли клеймо на яйцах!

— Я сделаю все, от меня зависящее, чтобы этого не случилось, — сказал Майкл, зная, что если гестапо удастся добраться до них, то клеймо, выжженное на яйцах раскаленным железом, можно будет считать едва ли не самой гуманной пыткой по сравнению с остальными.

В гостиную вошла седая женщина, которая проводила Майкла и Мышонка вниз, на первый этаж. Пройдя через весь дом, они по лестнице спустились в затянутый паутиной подвал. Здесь горели керосиновые лампы, и большинство каморок были пусты или завалены сломанной мебелью и всяким хламом. Наконец они вошли в винный погреб, где их дожидались двое мужчин; они отодвинули в сторону огромный стеллаж, уставленный винными бутылками, за которым открывался вырубленный в кирпичной стене прямоугольный лаз. Майкл и Мышонок следовали за женщиной по узкому туннелю, ведущему в подвал соседнего дома. Подвальные закутки здесь были хорошо освещены и чисто выметены, в них стояли ящики с ручными гранатами и патронами, запалами, детонаторами и тому подобными вещами. Седая женщина привела Майкла и Мышонка в большую комнату, где несколько человек — мужчины и женщины — работали за швейными машинками. По всей комнате были навалены ворохи одежды, по большей части форма солдат немецкой армии. Тут же началась примерка: были подобраны костюмы и рубашки, мерки сняты и записаны, после чего внесли корзину с обувью, чтобы барон и его камердинер подобрали для себя что-нибудь подходящее. Женщины, снимавшие мерки с Мышонка, взволнованно переговаривались между собой и вздыхали, зная, что им предстоит ночь работы: нужно укоротить брюки и рукава у рубашек и пальто. Вскоре появился человек с парикмахерскими ножницами и бритвой. Принесли ведра с горячей водой и белые бруски грубого, дешевого мыла, которым, наверное, как скребницей, можно было бы отскоблить даже бородавки у жабы. В ход пошли ножницы, бритва и мыло, и Майкл Галлатин — которому к разного рода превращениям уже давно было не привыкать — начал входить в новую роль. И все же, свыкаясь с новым для себя амплуа, он постоянно вспоминал о нежном аромате корицы и кожи и неожиданно поймал себя на мысли, что ему страстно хочется взглянуть на лицо женщины, скрытое от него вуалью.

Глава 4

Черный «мерседес» подъехал к дому ровно в девять утра. Это было серое утро еще одного пасмурного дня. Небо было затянуто низкими серыми тучами. Высшее командование нацистской армии предпочитало безоблачным, солнечным дням именно такую погоду: когда небо затягивали тучи, бомбардировщики союзников не вылетали на задания.