Час скитаний

– Ничё, подберут.

Молчуна поднимали на смех, когда он рассказывал, что в деревнях едят почти столько же видов дикорастущих трав, сколько зайцы или коровы. Чаще не в сыром виде, конечно. Черемша, папоротник, одуванчик, крапива. Когда он говорил про супы, салаты и пирожки с этим гербарием, над ним угорали. А после его рассказа, как он лечился настойкой из дохлых пчёл, все окончательно уверились, что он дикарь.

– Эй, девка. Когда, блин, мясо принесёшь?

Наёмники начали стучать по столу. Оказывается, кто-то раскошелился и дополнительно заказал мясо в горшочках.

Просили крольчатину, томлёную с картошкой, но принесли курятину с гречкой (она называлась тут «кура с гречей»). Мясо грызунов имелось, но других, а его наёмники не хотели. Сегодня кроличьих тушек в холодильнике не было.

Кроме Прокопы и Заринска, Молчун редко где встречал большие кроличьи фермы. И только в Питере их оказалось много. Но он не хотел тратиться на такой деликатес. Кролятина дороже говядины. Капризные и прожорливые зверьки, упрямее любого барана, – очень хилые. Они опровергали популярное мнение о том, что человек слаб, а животным ничего не страшно. Любая инфекция выкашивала длинноухое стадо под ноль, не говоря уже о ястребах, лисах и голодных соседях.

– Эй, Чёрный, подай мяса своему господину, – свистнул Богодул, приподнимаясь на стуле.

– Да пошёл ты, Дядя, – беззлобно ответил ему сидевший рядом капрал. Это у них было как ритуал.

Вообще-то Чёрный – совсем не чёрный и даже не кофейный; кожа у него только чуть темнее, чем у остальных. Но то, что у него кто-то из предков был иностранцем, причём из далёких краёв – всем известный факт. Говорили, что его дед и бабка – из братского народа Венесуэлы, переехали сюда накануне всеобщего карачуна. То ли бежали из родной страны, то ли учиться собирались здесь в университете, то ли в каком-то консульстве работать. Теперь уже не выяснишь. А консульство – это что-то вроде посольства, только меньше. Раньше через них страны между собой сообщались.

«Интересно, как там сейчас, в этой ихней Венесуэле?».

Саша даже не представлял, где это, хотя над картами иногда в детстве подолгу сидел. Наверное, в Африке или в Америке. Он там вряд ли побывает.

Чёрный смугл, довольно кучеряв, нос у него чуть приплюснут. Чуркой его никто не называл, в отличие от среднеазиатских работяг, которые на Острове жили плотной кучкой – человек триста в одном дворе, похожем на колодец.

– Я сказа-а-ал… мя-я-яса!

– Да отвали ты, – не прогнулся мулат. – Ещё неизвестно, кто чей господин.

– Чего? Да ваши всегда были шестёрками у белых людей.

– Каких ещё белых? Ты жёлтый, как китаец, блин.

Богодул действительно имел цвет лица нездоровый и желтушный. Что-то у него с печенью. Иногда он загибался, кривясь от боли. Но старался, чтобы этого никто не видел. Ведь он, типа, крутой.

– Зато я от более культурных облезян произошёл. А ты – от диких-диких, ха-ха!

Александр в который раз поразился, как, встретив противодействие, Богодул не полез в бутылку, а обратил всё в шутку. Перебранка завершилась сама собой, когда принесли ещё выпивки, а заодно и минералки. Через подобные наблюдения Младший учил, мотая на ус, законы функционирования социума. Они были совсем не такие, как в книжках. Они были сложные, их было много. Но что-то основное Саша для себя выделил. И снова это подтверждало его выводы, что главное преступление – быть мягким и слабым.

Принесённое было за рамками того, что заказывал Младший на вечер.

На этот раз заказ принёс сам Абрамыч в заплатанном фартуке. На него они уже бочку катить не посмели. Он был персоной неприкосновенной. Ближайшим помощником Червонца. А тот – курой, которая золотые яйца для господ несёт.

Оказывается, дополнительные напитки заказал старшина.

– Только у нас… это… средства закончились, – Богодул демонстративно вывернул карманы и показал их пустоту. Похоже, он надеялся, что счёт повесят не на него, а на Александра, как устроителя вечера.

Но вышло по-другому.

– Ничего. Нашим защитникам за счёт заведения! – произнёс Абрамыч.

Хотя чуть заметно скривился. Поставив поднос, быстро вышел. Явно теперь на кухне сделают всё, чтобы в эту неделю сэкономить на скупых наёмниках. В котёл пойдут и собаки, и мурки, и рыба, которая только этим муркам на корм годилась.

«Боярский стол» был опустошён и выглядел как поле боя после выигранной битвы. Недоеденные закуски уже мало кого интересовали. Все налопались до отвала. На отдельных столах остались только грязные тарелки с обглоданными костями. Нет, никто не лежал в них лицом, но некоторые были к этому близки. Под столами – пустые бутылки. Молчун подсчитывал, во сколько ему обойдётся этот вечер. Всё-таки он подозревал, что его попросят доплатить. И может, не только за выпивку, но и за разгром. Несколько тарелок и кружек побиты, на полу жуткий срач. Похоже, и стул сломали.

– Да это любая умеет… Пусть она готовит нормальный борщ. Тогда женюсь, – вернулся к любимой теме Богодул, уже сильно подшофе. Слово это всегда казалось Саше смешным, как будто речь шла о мясе под таким-то соусом.