Час Самайна

Понемногу толпа успокоилась. Набравшись храбрости, вышел следующий поэт и начал читать стихи, похожие на первые, но его мало кто слушал. Зал будоражило от преды­дущего выступления. Понемногу народ начал пробираться к выходу. Женя поняла, что дальше ничего интересного не будет, и сама заспешила. Выйдя из консерватории, она опять увидела черноволосую девушку, похожую на грузинку. У нее было очень выразительное лицо, большие голубые глаза прекрасно гармонировали с темными волосами. Ее лицо показалось Жене знакомым.

«Где-то я ее видела. Но где и когда?» — подумала она. Па­мять и в этот раз не подвела. Вспомнила, как Шурка Кожушкевич попытался ухаживать за этой девушкой в Народном доме на танцах, а она ответила категорическим отказом. Так и простояла одна, отклоняя все приглашения. Значит, она из Питера.

  — Прошу прощения, вы ведь из Питера? — спросила Же­ня. — По-моему, я встречала вас на танцах в Народном доме.

  — Питер... Я там училась в женской Преображенской гим­назии... Это было так давно... Вам понравился вечер в кон­серватории?

 — Если честно, то кроме Есенина там некого было слушать. Я старательно вслушивалась в содержание стихов, но не могла уловить смысл.

— Это новое направление в поэзии. Посмотрите на рисунок маслом: издали он передает законченный образ, а подойдешь ближе, и он превращается в цветное бесформенное пятно. Так и со стихами имажинистов: не стоит вникать в их содержание, надо ловить их ритмику, нарисованный крупными мазками образ. Но то, что читал сегодня Есенин, бесподобно!

— Он очень выделялся среди других поэтов. Остальные были серыми на его фоне, — согласилась Женя.

— Знаете, я его сегодня второй раз слышу и вижу. Первый раз в Петрограде, в 1915 году, в знаменитом подвальчике «Бро­дячая собака». Вы там бывали?

— Нет. Мне в ту пору было всего пятнадцать лет.

— Я старше вас на три года и училась тогда в Преображен­ской гимназии. Ах да, я об этом уже говорила... Я была там с подругой Лизой и ее товарищем Сергеем. Так получилось, что в первый и в последний раз... Публика там собиралась разношерстная: наряду с писателями, художниками, артис­тами были и торговые нувориши, спекулянты, и просто бо­гатый сброд, который ходил туда для «престижу». На сцену вышел золотоголовый юноша в голубой вышитой рубашке, темных брюках и сапогах. Это был Сергей Есенин. Он удиви­тельно задушевно читал свои звонкие чудесные стихи. Все слушали, затаив дыхание. Вдруг послышались гиканье, свист, звон разбитых бокалов, на сцену полетели апельсиновые кор­ки. Есенин замолчал, на лице его застыла растерянная, по- детски беспомощная улыбка. А публика бесновалась, одни аплодировали и кричали «бис», другие свистели и ругались. Внезапно шум перекрыл глубокий спокойный голос: «Стыди­тесь: перед вами прекрасный, настоящий поэт. Быть может, будущий Пушкин!» С этими словами Александр Блок обнял Есенина за плечи и увел со сцены.

— Думаю, сейчас Есенин не стоял бы на сцене с растерянной улыбкой и не смотрел, как в него летят корки. Скорее, корки полетели бы обратно, а кое-кому досталось бы и покрепче, —  рассмеялась Женя. — Мне его стихи очень нравятся, читала их в Питере. А услышать, как он их читает... Это просто бес­подобно! Но я слышала и то, какой погром он устроил в каком- то московском кафе.

— В кафе «Домино». Мне тоже об этом известно. До сих пор от его выступления не могу прийти в себя... Слышала, что он вместе с другими имажинистами регулярно бывает в кафе «Стойло Пегаса», читает там стихи... Кафе мне не очень им­понирует, но ради того, чтобы услышать Есенина, придется сходить. Не хотите составить мне компанию?

— С удовольствием, но, к сожалению, я здесь только про­ездом. Завтра уезжаю на Крайний Север, в Мурман. А то с удовольствием посетила бы кафе. Возможно, встретила бы там одного своего знакомого, он вроде очень близок с има­жинистами.

  — А как его фамилия? Я знаю многих из них.

  — Блюмкин. Яков Блюмкин.

  — Блюмкин? Представьте себе, знаю такого... С другой сто­роны, назвать Блюмкина поэтом можно с большой натяжкой, хотя он пишет стихи и даже иногда печатается. Но кто сейчас не пишет... Вы знаете, где Блюмкин работает?

  — Мне сказали, что он учится в академии РККА.

  — Да, это так. Он сейчас... в командировке. По приезде смогу его увидеть. Может, ему что-нибудь передать на словах или записку, письмо?

  — Передайте... Меня зовут Женя Яблочкина... Скажите, что я уехала с Александром Барченко в Мурман. И еще... Нет, ничего. При желании... мой питерский адрес он знает.Простите, а вас как зовут?

— Галя Вениславская. Обязательно передам, когда увижу. А вам счастливой дороги. Может, когда и встретимся вновь. Впрочем, возьмите номер моего домашнего телефона, будете! здесь — перезвоните. Расскажите, как живется на Крайнем Севере. — Она открыла сумочку, достала блокнотик, карандаш, написала несколько цифр, вырвала листочек и протянула Жене.

— Спасибо, — поблагодарила Женя. — Вам удачи и... люб­ви. Прощайте!

— 11 —