Час Самайна

Когда вернулись домой, приехала Маруська. Я пошла к ней в комнату, и мы начали вспоминать прошлое. В наш разговор ввязался Ваня. Мы говорили о положении женщины как жены в двух планах — в интеллигентном и в простом, где женщины пользуются большей свободой. Когда мы вернулись в свою ком­нату, Ваня начал ругать меня, что я недовольна своей судьбой и что мне нужна еще какая-то свобода. Я стала его уверять, что мне ничего не нужно, что я всем довольна. В разговоре я не касалась личностей, говорила о женщине вообще, но он понял, что я намекаю на себя. Он заявил, что если я хочу пользоваться свободой, то и он будет вести себя соответственно, но тогда я не должна обижаться, если он на моих глазах приведет к себе женщину. Он сказал, что дает мне свободу, не понимая, что сам же ее и ограничивает. Наконец мы договорились, что ни у него, ни у меня не может быть свободы. Потом я уснула и проспала почти до 11 часов. Встала, поставила самовар, напоила Ваню чаем, и мы опять улеглись спать. На другой день я хотела уез­жать вечером. Весь день мы то ругались, то мирились. В этот раз уже на экономической почве. И опять к вечеру все уладилось. Домой мне ехать не хотелось, и я осталась до утра. Я страшно беспокоилась за свою квартиру, но все обошлось. 

Во вторник я хотела пойти в кинематограф, но он оказал­ся закрытым. Пошла к Маруське.

Петроград, 30 августа 1918 года 

Боже мой, как тяжело писать о предательстве любимого человека, о коварстве подруг! Но лучше все по порядку. Суббо­ту и воскресенье была в Левашово. Как обычно, у нас то и дело случались мелкие ссоры по пустякам, а к ночи мирились. Ваня стал еще раздражительнее. Вечером в субботу пришли на чай Кряжин и Леднев. При них Ваня начал делать мне оскорби­тельные замечания, которые я терпела, а затем не выдержа­ла и разрыдалась. Вместо того чтобы успокоить, он стал меня еще больше ругать, а когда я случайно перевернула кипяток _ему на брюки, то совсем разошелся и дал мне пощечину. Сви­детели этой безобразной ссоры, Леднев и Кряжев, вскоре ушли, оставив нас одних. Я думала о том, как буду завтра с ними встречаться, и сказала Ване, что уеду в воскресенье рано ут­ром. Попросила, чтобы он распорядился отправить меня на станцию. Это вызвало с его стороны бурю злости, и он сказал, что я уеду, когда он посчитает нужным.

В постели я не ответила на его ласки, полночи ревела, а он злился и курил. Он все-таки распорядился, и меня доставили на станцию.