Час Самайна

Выбрались из дому без особых затруднений. Пришли на Геслеровский. Увидели там двух молодых людей — Яшу и Брони­слава. Мы с ними познакомились на вечере у Оли, но они нас не узнали. Через некоторое время появились Вовочка, Шурочка и еще один гимназист Витя, с которым они нас познакомили. Конечно, они не оставляли нас ни на минуту. Витя вскоре после прихода получил письмо от какой-то барышни № 35, которая желала с ним познакомиться. Мальчики нашли ее и приклеили ярлык старой мегеры: говорили, что этой барыш­не семнадцати лет не хватает до ста. Действительно, ба­рышня была пожилая. Володя пригласил ее танцевать, а потом сплавил Вите, и тот не знал, как от нее избавиться. Пришло время идти домой. Вите было неудобно провожать свою ба­рышню. Он занялся нами и как будто забыл о ней, а затем незаметно сумел удрать не попрощавшись. Она с недовольной миной ушла одна. 

Я говорила Володе, зачем он навязывает жалких особ, кото­рые ему самому не нравятся. Он смеялся и подтрунивал над Витей. Я встала на защиту Вити, и мы вместе, разговаривая, пошли домой. Я разрешила Виктору взять меня под руку. Сза­ди шел Володя и грозил: 

— Ладно, Витечка, мы с тобой еще посчитаемся. 

Тот отвечал, что всем хватит места и он может идти рядом с нами. Но Володя ждал этих слов от меня, а я ничего не говорила, делая вид, как будто он нам мешает. Все время приятно беседовали. Мы шли по одной стороне, а Таня и Шура по другой. Таня звала Володю к себе, но тому хотелось при­строиться к нам. Когда он приближался, я умолкала, как буд­то мы говорили о том, чего он не должен был слышать. Мне страшно хотелось подразнить «товарища», отомстить за «кисаньку», которую он пригласил на танец. 

Ему так и не удалось к нам пристроиться, и он пошел с Та­ней и Шурой. А мы шли с Витей, весело болтая. У самых ворот Володя отозвал меня на пару слов и спросил, пойду ли я в по­недельник в кинематограф. Я сказала, что нет, и он печальным тоном произнес: 

— Что делать, повинуюсь вам. 

Мне было так его жаль! Я знала, что он надеялся увидеть меня в кинематографе, а я отказалась. Что делать, я не могу так часто ходить в кинематограф, да и «финансы поют ро­мансы». Мы попрощались.

Петроград. 30 августа 1917 года