Час разлуки

Пропажу обнаружили накануне отъезда: большое махровое полотенце, за которое надо было выплатить целых семь с полтиной. А откуда их взять, когда все было рассчитано до рубля, вплоть до такси. Еще с вечера Алена нашла корпус, перед которым на плетеном кресле беззаботно сушилось полотенце, точно такое же по расцветке, как и пропавшее у нее на пляже.

Хотя до места преступления было далеко, говорили шепотом:

— Алеша! Будешь стоять на углу аллейки…

— А ты справишься? Не боишься?

— Боюсь, конечно, но что же делать…

Осеннее море ревело. Словно подгоняемый его ударами, Алексей Николаевич вернулся к себе в комнату, сел за стол и начал писать ей письмо.

«…Мы оба не ценили того, что нам было дано, не старались понять друг друга, идти друг другу навстречу, а искали чего-то на стороне. И как мне без тебя пусто, тоскливо, одиноко. Мы провели вместе лучшие наши годы, нашу молодость. Себя не обманешь: я старался вести себя поравнодушнее в последнюю нашу встречу, но чувствую, моя бабуля, что начинать новую жизнь невыносимо. Москва томит меня: опротивела квартира, где я ждал тебя полтора года, опротивела постель, на которой я вертелся в ночь на 21 мая, опротивели лица соседей, собутыльники и даже моя работа — все…»

3

Утром ночные страхи выглядят по-иному. Алексей Николаевич распахнул стеклянные двери, и в комнату вошло тихое море, чистый воздух, крымская осень.

После завтрака сосед по площадке, отъезжающий в Москву, пригласил его распить бутылку шампанского — знаменитого новосветского шампанского и к тому же самого сухого. Вертлявая дама, оказавшаяся по профессии историком, поинтересовалась, над чем работает Алексей Николаевич.

— Пишу о Суворове, — сказал он.

— О Суворове? Но ведь Суворов — завоеватель.

— Суворов — великий русский полководец, патриот… И потом… если бы не Суворов, — сказал мрачно Алексей Николаевич, — мы бы с вами не сидели в Крыму и не пили шампанского…

Потом, в своей комнате он перечитал написанное ночью.

Все ноешь, жалуешься. Страдалец! Да как ты смеешь! В конце концов ведь отсутствие несчастья и есть счастье. Только понимаешь это потом, когда тебя стукнет хорошенько. Дождешься, накличешь на себя настоящую беду. Лучше радуйся и благодари судьбу за то, что имеешь. Еще бы — пока что здоров, сил довольно, распоряжайся собой, как хочешь. Захотел — дернул в Крым; надоело — вернулся в Москву. Ишь чего — любви возжелал! Да сколько людей за свою жизнь узнают эту самую любовь?..

Сколько? Иногда ему казалось — ничтожно мало; иногда же — почти все. Он искренне недоумевал, видя, как молодой человек с нежным чувством глядит на свою некрасивую подругу. Она была похожа на большого — королевского — пингвина (несмотря на очки в золотой оправе, сползшие на кончик толстого носа), слегка сутулая, с кеглеобразной, расширяющейся книзу фигурой, большой нижней губой, составляющей с носом подобие раскрытого клюва, редкозубая. Он — вполне молодец, высокий, худой. Алексей недоумевал и даже завидовал от непонимания: как мог он ее полюбить? От невинности, что ли? Верно, первая в жизни, она и оказалась единственной? Или правда, что можно полюбить за душу — за доброту и внимание? Сам он признавал поклонение совсем другим, избалованным своей внешностью женщинам. И глазея по сторонам, огорчался: как много интересных мужчин вокруг и как мало, как ничтожно мало хорошеньких женщин!

Все, что у него было до Алены, он воспринимал как вынужденный компромисс, временную сделку. Он искал именно предмет для поклонения. Потому что ему необходимо было не быть любимым, а любить самому. Он даже тяготился, когда начинал чувствовать, что его любят больше, чем он сам.

В тот год, когда Алена исчезла вторично, судьба послала Алексею однокомнатную квартиру — как бы в вознаграждение за его долгие бытовые невзгоды. Ее оставила соседка, укатившая на целых полгода в Тбилиси к дочери.

Отдельная квартира! Инструкции были не сложны. Алексею разрешалось пользоваться диваном, но не трогать кровать, запираться на ночь помимо трех замков на огромный железный болт, каждодневно поливать цветы, и в особенности гигантскую китайскую розу…

В первый же вечер, разбирая кровать для заночевавшего Тимохина, Алексей обнаружил, что под каждый угол матраца предусмотрительной старушкой было положено для контроля по пустой коробке из-под конфет. Проверка не удалась, коробки были аккуратно вынуты. Но так и остались до приезда хозяйки на стареньком платяном шкафу.