Час пробил

— В Италии работать удобно. Всегда удобно работать там, где существует параллельная система власти. Когда Джон Маккафери уходил, он передал нам кое-какие связи в Италии. Вито Мичелли тоже, перед тем как его потянуло к парламентской деятельности, немало нам помогал. Если человек возглавляет военную разведку, он, надо полагать, может сообщать что-нибудь любопытное, хоть изредка.

Маллиген ерзал на стуле. Молодой человек выглядел заспанным, да и побрит наспех. «Не ночевал сегодня дома, сукин сын, — подумал сэр Генри, — и вряд ли был у своей красули, которая его так волнует. Сбегал налево. Ничего, как и выпивка, это еще не самый большой грех мужчины». °

— Странно, что Маккафери передал нам свои связи. Вы же говорили, сэр, что понятия «дружеская разведка» не существует.

Маллиген не знал, как сказать сэру Генри, что операция провалилась, понимая: чем позже он сообщит об этом, тем хуже ему будет.

— Конечно, мы всегда должны предполагать, что агенты

противника проникли во все взаимодействующие с нами службы. Но если Маккафери был так любезен, что рекомендовал нам Личо Джелли, почему было не воспользоваться его рекомендацией?.. Что-то мы разболтались на конкретные темы с конкретными именами. А вдруг у нас активированный микрофон в служебном телефоне, или вот здесь, под этим алебастровым пятнышком на стене, что-то вмонтировано, или кто-то шарит инфракрасным излучателем по окнам? А?

Сэр Генри довольно рассмеялся. Маллиген сделал последнее усилие над собой и с заметным волнением начал:

— Сэр!

— Слушаю вас.

— Дело в том, сэр, что операция потерпела провал.

— Не понял, — усмехнулся сэр Генри.

— Миссис Уайтлоу в момент взрыва на вокзале не было.

— Не понял, — повторил сэр Генри, и улыбка сползла с его лица.

Не говоря ни слова, пожилой джентльмен подошел к окну, впился глазами в раскинувшуюся внизу панораму.

«Карьере конец. Погиб. Точка. — Маллиген сжал губы. — Никого не будет интересовать, виноват я или нет. Кто-то должен ответить. И лучшей кандидатуры, чем я, не найти».

Сэр Генри потянулся, пальцем нарисовал на оконном стекле воображаемого чертика й сказал то, что Маллиген ожидал услышать в последнюю очередь:

— Ну что ж! Не получилось так не получилось. Ничего страшного, главное — компания не причастна к взрыву, там не было никого из наших работников. Внутреннее дело итальянцев: сами взорвали, пусть сами и разбираются. Всегда есть запасные варианты. Самолет… А, черт! Самолет придется оставить в покое — там наши с этим полковником. Но цепь, идущая к нам, состоит из двух звеньев, помните? Из двух! Неугомонной миссис и Харта.

Маллиген сидел с разинутым ртом, как рыба, выброшенная на берег, в голове у него, перекатываясь с балаганным грохотом, носилось лишь одно: спасен, спасен, спасен!

— Вы зеваете, Маллиген, — голос начальника стал строг. — И не потому, что проводите сумбурные ночи. Вы плохо анализируете докладные агентов. Зачем Лиззи Шо вызывала Барнса, когда его участь уже была решена? Ответьте на этот вопрос, и, я думаю, в голове у вас прояснится. Можно с рюмочкой.

Это была вершина достижений сэра Генри в дружеском

руководстве. Маллиген чуть не расплакался, преисполнившись такой нежности к сэру Генри, какая и не снилась даже его чувственной подруге. Красный и потный, он вылетел из кабинета.

Сонная жизнь Роктауна не была нарушена в этот день ничем из ряда вон выходящим. Ведь нельзя же считать таковым взметнувшиеся в изумлении брови миссис Розалин Лоу, когда из открытой машины она увидела бегущую по улице Лиззи Шо, явно чем-то взволнованную — та даже не поздоровалась с бывшей соперницей, матерью своего бывшего хозяина, наконец, богатейшей наследницей в настоящем. Но брови миссис Лоу взлетали и в любой обычной ситуации и потому не могли быть барометром.

«Может быть, что-нибудь с Марио? — подумала Розалин. — Этот ужасный взрыв. Впрочем, там вечно кого-то отравляют, замуровывают, взрывают… Все же надо потом заехать к Харту. Да нет, молодость забывчива, эта субретка уже и не вспоминает о мальчике, а опрометью бежит к новому избраннику». Розалин Лоу не всегда было за пятьдесят, она могла со знанием дела судить о девицах такого сорта.

Через час она сидела в кабинете начальника полиции. Перекинулась несколькими пустыми фразами с Джоунсом — Харт, сказали, отсыпается после ночного дежурства, — собралась уходить. Раздался звонок, и — да, да! — ее брови снова полезли наверх: ковбой, тупая деревенщина, снял трубку, отжал, ничего не сломав своей клешней на этой… на панели, крохотные рычажки. Разговор был недолгим. Джоунс молчал, лишь кивал и время от времени с интересом рассматривал носки ботинок, потом сказал:

— Конечно, сэр, я передам, все сделаю в точности, не беспокойтесь.

Положив трубку, он окинул Розалин еще более циничным взглядом, чем обычно.

«Вообще-то у этого молчуна больше мужского, чем в пачке из десятка горожан, хвастающих своими победами налево и направо, — думала она по дороге домой, — Хотя он тоже лишь прикидывается молчуном».